— А снег тут идет долго и основательно, — сказал он. — Я прав, Поль?

Поль ответил со своей обычной мимолетной улыбкой на лице, которая любого другого мужчину наверняка сделала бы очень привлекательным:

— Вы не можете себе и представить, что у нас за зимы, мадам Леонора. Если зима особенно сурова, то некоторые из этих ферм неизбежно вынуждены «впадать в зимнюю спячку». И зачастую после особенно обильных снегопадов вся долина отказывается отрезанной от цивилизации, в результате чего нам приходится полностью полагаться лишь на самих себя.

— До чего ж это здорово! — с горящими глазами воскликнул Майкл.

На меня же, напротив, слова Поля подействовали как своеобразный индикатор безысходности нашего положения. Что толку строить какие-то планы побега, когда их невозможно осуществить.

— Вы хотите сказать, что зимой тут вообще не ходят поезда? — со страхом уточнила я, и тут же по выражению лиц обоих мужчин поняла, что полностью выдала себя.

Фарамон улыбался, и мне хотелось бы надеяться, что он счел мой страх лишь естественной реакцией на необычность ситуации.

Поль же, напротив, оставался весьма серьезным.

— В прежние времена наша железнодорожная ветка бывала отрезанной месяцами. При этом долина оставалась без связи с окружающим миром в течение всей зимы. Но, несмотря на это, местные жители не испытывали особых неудобств. Их число даже существенно приумножалось за это время.

— В конце концов, — заметил Фарамон, — это было единственным доступным им развлечением.

Поль с упреком поглядел на него, одновременно кивнув слегка головой в сторону Майкла. Но Майкл не обратил на шутку внимания. Судя по всему, он не особенно-то следил за нитью разговора, предпочитая есть с нескрываемым удовольствием. Что за счастье, что у него столь отменный аппетит!

В отличие от него мне с большим трудом удалось проглотить пару кусочков. При этом Поль с любопытством наблюдал за мною, что также не слишком благотворно сказывалось на моем аппетите.

— Нас учили довольствоваться малым, — продолжил он. — Наверное — слишком малым.

— Наверняка это касается только замка, — возразила я. — Ну, а как выходят из положения люди в деревню? У них хватает средств, чтобы запастись всем необходимым на длительный срок?

Мужчины переглянулись, как если бы я и на самом деле затронула сверхактуальную тему, и Фарамон заметил:

— Только, прошу вас, не касайтесь этой темы в присутствии мамы. Видите ли, она несколько пристрастна... По ее мнению, жители деревни слишком глупы, чтобы рационально вести свое домашнее хозяйство. Однако когда они действительно оказываются в затруднительном положении, им достаточно обратиться за помощью в замок. У аристократии свои обязанности, в конце концов.

Вилка Поля с громким лязгом упала на тарелку. Его глаза прямо-таки пылали гневом. И он обрушил на Фарамона бурный словесный поток. Конечно — на французском. Фарамон отвечал — и тоже по-французски — с почти что приторной мягкостью.

На сей раз даже от Майкла не укрылось то обстоятельство, что, кажется, не все было тут в порядке. Забыв закрыть рот, он уставился на обоих спорщиков.

Я попыталась отвлечь его, спросив, как ему понравились местные блюда.

— Спасибо, — запинаясь, ответил он, — они не такие, как у нас, но все равно очень вкусные.

Без всякой видимой причины мужчины вдруг разразились смехом. Фарамон повернулся ко мне и пояснил:

— Ради Бога, простите, прошу вас, мою рассеянность, Леонора. Чтобы вы знали — Поль у нас ярый — как бы это выразиться — либерал, — говоря это, он не смотрел на Поля. — И для него различие между богатством нашей семьи и нищетой деревни лишь наглядный пример непереносимого социального неравенства. Он уверен, что причиной отсталости нашей провинции является отказ д'Эшогетов использовать современные методы хозяйствования.

С моей точки зрения Поль был прав. Но если бы я поддержала его, то это автоматически означало бы, что я одобряю и его методы. С другой стороны, я весьма охотно поспорила бы с Фарамоном, поведение которого мне было не очень понятным. Ведь он вроде бы выказывал видимое понимание проблем жителей деревни и пренебрежение к своей семье. И в то же время он оставался типичным д'Эшогетом — надменным и нетерпимым. Наверное, он и сам не понимал — кто он и на чьей стороне. Возможно, это действительно было всеобщей проблемой двадцатого века, с которой пришлось столкнуться и ему.

— Ну, я не очень-то разбираюсь в политике, — наконец сказала я. — А потому мне нечего сказать. Неужели правда, что нет никакой связи с внешним миром до тех пор, пока вновь не начнут ходить поезда?

— Дорога из нашей долины в течение почти всей зимы остается непроходимой для автомобилей всех видов, — ледяным тоном перебил меня Поль. — Для того, чтобы добраться до деревни или до отдаленных ферм, мы используем сани. Это весьма приятное и практичное средство передвижения. Но их, конечно, Нужно иметь. А большинство жителей деревни располагают лишь лыжами. Ну, а на них далеко не уйдешь, особенно если не привык пользоваться ими. Кстати, а вы хорошо ходите на лыжах, Леонора?