— Вить, тебе на труп ехать, — Игорь Владимирович положил трубку и оглянулся. Куда исчезла девушка?

— Опять? — Извеков с неудовольствием поморщился. — Нет в жизни счастья. Щас бы поспать.

— Не удастся поспать. Повезут тебя на городской пляж. На утопление.

— Вроде сейчас уже не так жарко, чтобы тонуть? — высказалась Антонина.

— Дураков всегда хватает, — отозвался Извеков, широко открывая рот и картинно опустив на язык последнее колесико колбасы.

— Вы не смеете так говорить! — вдруг от двери, держась за косяк, сказала Лена. — Вы не смеете смеяться над человеческой бедой!

— Девушка, вам ведь в туалет надо было? — посмотрела на нее Антонина.

— Да. Мне было надо. Но это не означает, что вы можете смеяться… — Лена качнулась назад в коридор и зажала рот. — Да где же у вас, черт возьми, туалет?

— Если не хочешь мыть коридор, проводи клиентку. Она созрела, — оценил ситуацию Витька.

— И не подумаю. Сама наблюет, пускай сама и убирает, — Антонина внимательно разглядывала свои ярко накрашенные ногти. Но Соболевский подошел к двери и твердо взял Лену под руку. — Пойдемте.

Пока он вел ее к туалету, у Лены подкашивались ноги. Поочередно — то правая, то левая.

— Справитесь сами?

— Угу.

Витя не ошибся. Приступ тошноты теперь не только попугал, но и вывернул Лену наизнанку. И некоторое время ассистентка кафедры судебной медицины циркулировала между раковиной и унитазом. Очнулась Лена возле холодной влажной металлической трубы канализации, обливаясь потом.

— Боже, я сейчас умру. — Лена закрыла глаза. — Мама! — Кафельные плитки кружились перед ее закрытыми глазами в безумном танце. — Все равно они не смеют так говорить! — Она стукнула кулаком по трубе и оцарапала руку.

В дверь туалета постучали. Послышался голос Соболевского:

— Вы там в порядке?

Больше всего ей хотелось побыть одной. И в то же время безумно приятно, что он не ушел. Стоит и дожидается, когда она выйдет. А она выйдет? Наверное. Но не сейчас.

Стук в дверь стал отчетливей.

— Одну минуту. — Надо идти. Лена заставила себя встать с унитаза, снова пойти к раковине и умыть лицо холодной водой. Во второй раз за сегодняшний день. Просто привокзальная бродяжка.

Однако в результате всех этих физиологических процессов хмель отступил. Очень захотелось спать. Лена оперлась на край раковины, чтобы посмотреть на себя в маленькое настенное зеркальце. Да уж, красавица. И снова подумалось — уж если в таком виде она смогла кому-то понравиться, значит, это не просто так. И она вдруг улыбнулась себе и подмигнула своему отражению. Попила холодной воды из-под крана и вытерла мокрые руки о джинсы. Маме о ее сегодняшних приключениях лучше не рассказывать.

Она вышла из туалета и встретила вопросительный взгляд Соболевского. Он не ушел. Боже, какой джентльмен. Вдруг открылась дверь из кабинета Хачека, и в коридор вышел Петр Сергеевич. Он был красный, смущенный и одновременно злой. Лена кивнула Соболевскому и направилась к Пете.

— Может, умоетесь? По-моему, вам необходимо освежиться. — Лена сама не поняла, что это с ней творилось.

Ну и нахалка! Игорь Владимирович чуть прищурился при этих словах. Не простая девчонка. Но и забавная.

Петр Сергеевич мрачно смотрел на свою новую ассистентку, но не понимал, что Лена пьяна.

— Подписал он вам все-таки заявления? — чтобы скрыть Ленино состояние, спросил Рябинкина Соболевский.

— Подписал.

У входных дверей несколько раз прозвонил морской колокол. Это за Извековым заехала машина. Его протяжный и тоскливый звук не понравился Лене.

— Будто во времена холеры! — высказалась она.

Витька вышел из комнаты, на ходу завязывая шнурки. Увидев Рябинкина, посмотрел на него снизу вверх.

— Вам на завтрашнее занятие труп оставить?

— А с чем труп?

— Утопление.

— Если свежий — оставить. Если больше двух суток — не надо. Может, еще кого за ночь подвезешь.

Петя до сих пор переживал только что закончившийся разговор с Хачеком. Да, в дурацкое положение он попал. На официальном языке — нарушил трудовую дисциплину. Но все равно, разве это повод так орать? Он должен был заставить Хачека придерживаться в разговоре с ним нормативной лексики. Должен, но не получилось. Однако кто же будет уважать кафедральных после этого?

— Ах, тебе, видите ли, только свеженькие трупцы подавай? — как будто подслушал их разговор Хачмамедов. Лене пришло в голову, что он — стоящий в проеме своей двери, сейчас похож на веник. Так же растопырился, опираясь на косяки, и так же в разные стороны расходятся у него усы.

— А все гнилье я, что ли, буду вскрывать? — Вид у Хачека был такой, будто он готов разорвать всех на куски. — Нет уж, взял себе ставку, так давай, работай, мать твою… — Хачек напоследок нервно дернул шеей и скрылся назад.