НАПЛАКАННОЕ ОЗЕРО
Издали рубашка Ауримаса кажется такой же, как и у других ребят. Но стоит подойти поближе, и увидишь, что спереди она, будто мокрая тряпка. Отчего это? Да от слез. Ауримас льет их с утра до позднего вечера. Почему? А потому, что надо мыть руки, надо есть суп, надо идти гулять во двор, надо возвращаться домой. И так без конца. Чуть что — глаза у Ауримаса на мокром месте. Поэтому не только его щеки, не только рубашка, но и штанишки, и носки, и башмачки бывают насквозь мокры от соленых слез. А уж нос-то, нос! — вечно распухший, похожий на спелую сливу. Из-за этих слез даже игрушки Ауримаса страдают: ржавеют грузовики, теряют цвет яркие мячики, плесневеет плюш на мишках и чихают лодочные моторчики.
Вот и в этот вечер Ауримас никак не мог сдержать слезы: мама, видите ли, велела собрать и аккуратно сложить в ящик все разбросанные по комнате игрушки.
— Я устал, — захныкал мальчик. — Очень хочу спать, уже сплю…
Но мама настаивала на своем, и Ауримасу пришлось собирать игрушки; потому, раздеваясь и ложась в постель, он уже ревел как теленок. А мама — подумать только! — вместо того, чтобы пожалеть родного сыночка, погасила свет и оставила его в одиночестве! От такой обиды Ауримас заплакал еще сильнее, и вскоре подушка промокла от слез.
— Ой, как же я буду спать на мокрой подушке? — расстроился Ауримас. Из глаз покатились уже не слезинки, а слезищи, величиной с горошину.
Промокла и простыня.
— А вдруг мама подумает, что я… что я… какой стыд! — испугался Ауримас, и поток слез усилился. Слезы просочились сквозь матрац и закапали на пол. В это время через окно заглянул в комнату ясный месяц, лучи его осветили слезную лужицу, и она засверкала как серебряная. Увидев это, Ауримас так огорчился, что слезы полились уже, словно из водосточной трубы.
Лужица, конечно, стала набухать, растекаться по полу и наконец добралась до ящика с игрушками.
— Ой-ой, игрушки потонут! — перепугался Ауримас.
Слезы забили фонтаном, затопили комнату. Теперь из ящика торчала лишь длинная жирафья шея с маленькой головкой и испуганными стеклянными глазками.
— Что же будет?! — Не прекращая рыданий, Ауримас сбросил одеяло и встал, держась за спинку кровати. — А если потонет кровать?!
И в самом деле: уже заливало и его кроватку. Ауримас взобрался на подушку и закричал:
— Спасите, тону!
Но в доме все спали, и никто не прибежал спасать его. А в комнате начинался потоп, соленая вода поднималась все выше и выше!
Теперь и вправду было отчего плакать, теперь, пожалуй, заплакал бы и сам храбрый Буратино, так чего ждать от такого неутомимого плаксы, как Ауримас? Просто невозможно понять, откуда у этого маленького мальчика берется столько слез — ведь вода уже плескалась у его плеч! Еще немножко, и Ауримас просто захлебнулся бы в собственных слезах, но, к счастью, к нему подплыл большой резиновый мяч. Мальчик схватил его и крепко обнял. «Теперь-то уж не потону!» Но от страха и ужаса слезы все равно хлестали так, что комната скоро наполнилась ими до самого подоконника, окно распахнулось, и водопад хлынул во двор. Поток подхватил Ауримаса и вместе с мячом вынес за окошко. Там водопад превращался в ручеек, который, извиваясь, струился по лугам вдаль. Ауримас продолжал реветь как заведенный, ручей становился все глубже и глубже, течение все быстрее и быстрее. Оно тащило нашего плаксу, словно бумажную лодочку.
К сожалению, никто не видел этого странного слезного потока, потому что была ночь и люди крепко спали. Только круглый месяц, разинув от удивления рот, уставился на невиданный ручей, прямо на глазах превращавшийся в речку. Ауримас не переставал плакать ни на секунду!
— Ого, — испугался месяц, — а вдруг этот плакса и меня утопит!
Он ловко вскочил на Большую Медведицу и ускакал за горизонт, подальше от опасности.
Когда месяц исчез, стало темно, хоть глаз выколи! Ауримас не видел больше ни неба, ни берегов, ни даже мяча. Вокруг лишь беспросветный мрак и холодные соленые волны. Мальчик попробовал достать ногами дно: где там!… Окончательно перепугавшись, он еще крепче прижал к груди мяч и дал волю слезам. Тут уж река вышла из берегов, как во время весеннего половодья, затопила окрестные луга с чибисиными гнездами, подмыла и утащила улья со спящими пчелами, выворотила заборы, уволокла собачью конуру и даже повалила набок ночевавший в поле трактор. Наконец река добралась до большой долины между холмами, разлилась по ней и превратилась в огромное озеро. Ауримас со своим мячом плавал посередине его.
— Теперь-то уж я точно потону! — решил мальчик и изо всех сил стиснул руками мяч.
Намокшая в соленой воде резина не выдержала, и мяч — бах! — лопнул!
— Все кончено! — безнадежно всхлипнул Ауримас, погружаясь в глубокую холодную бездну.
— Аи! — успел еще выкрикнуть он, захлебываясь. — Спа-си-си-те!…
И вдруг услышал мамин голос.
— Что случилось? — спросил этот голос, и Ауримас увидел маму, склонившуюся над его кроваткой.
«Может, я уже утонул, — мелькнуло у него в голове, — и мне только кажется, что мама пришла?»
— Страшный сон приснился? — спросила мама и погладила его по щеке. — Смотри-ка, сынок, даже щеки мокрые. Уж не плакал ли ты во сне?
Ауримас сел в кроватке и огляделся. Комната по-прежнему была залита лунным светом, игрушки как ни в чем не бывало лежали в своем ящике, среди них был и целехонький резиновый мяч. «Значит, всего этого не было?» — обиделся мальчик и чуть снова не разревелся от обиды, что ему посмел присниться такой страшный сон, но удержался, не заплакал.