Шрифт:
— Хе… — Детина снова почесал за ухом. Быстро соображать он, видно, не имел привычки. — Зерно.
— Зерно? — неверяще уставились дети.
— Ну да. Мешки с зерном. Там хранилище, до самой крыши.
Сбитые с толку, дети переглянулись.
— А где же тогда Бар… Безголовый?
— А-а… — протянул парень. — Он в подвале. Рядышком с камерой пыток.
С камерой пыток?! Дети застыли в ужасе.
— И много, — осторожно спросил Пауль, — много солдат его охраняет?
— Солдат? — С обоюдным пониманием у той и другой стороны явно не клеилось. — Солдат… Не-е… — Парень в который раз почесал за ухом и задумчиво уставился на них. — Только мастер Жмыть. Но он не солдат… А чего вы спрашиваете все время? — осведомился он внезапно.
— Ничего! — заверили дети. — Просто нам интересно — и все!
— А-а… — кивнул парень. И, закинув топор на плечо, зашагал прочь.
Дети задумчиво посмотрели ему вслед.
— Эй! — крикнул вдогонку Пауль. — А этот Жмыть — он, если не солдат, то кто?
Обернувшись, парень радостно осклабился:
— Палач нашего славного города.
…Солнце зашло за тучу, закапал мелкий дождик. Рассевшись на ветвях ивы, дети обсуждали увиденное и услышанное.
— Ясно, ни приступ, ни осада тут не годятся.
Пауль имел в виду, конечно, башню.
— Но что же тогда сделать? — на лице Эвелины отразилось отчаяние.
— Бедный, бедный Бартоломеус, — мрачно скрестила руки Марион. — Теперь ему уже ничто не поможет. Защити его Пресвятая Дева!
— Ах, если бы у меня осталась еще щепоточка соглашательного порошка! — распереживалась Эвелина. — Только маленькая крупиночка! Я могла бы уговорить тюремщика открыть камеру и…
Увы, порошка больше не осталось, это знали все.
— Однако, — вмешался Пауль, — ваше сиятельство. Мне кажется, ей-ей, у нас есть кое-что, способное заменить соглашательный порошок…
— Способное заменить? — подскочили девочки. — Способное заменить, говоришь? Что же? Говори скорей!
— Оно лежит в вашем кошелечке, — скромно намекнул Пауль. И указал пальчиком: — Во-он в том. Я видел, как ваше сиятельство вынимали его на ярмарке.
В полном молчании рука Эвелины потянулась к висевшему у нее на поясе кошельку. Склонившись вперед, Марион с Паулем с нетерпением ждали.
Вот рука занырнула… Вот снова вынырнула. Медленно разжалась…
С большим удивлением смотрела Эвелина на перстень, подаренный Бартоломеусом.
— Ты думаешь, — молвила она, — ты думаешь, это вот… пойдет вместо соглашательного порошка?
Пауль взял с ладони девочки перстень. Взвесил на ладони. Попробовал на зуб.
— Это называется метод подкупа — И лицо его озарилось улыбкой: — И если не поможет… то лопнуть мне на месте!
В течение еще примерно четверти часа дети таинственно шептались. После чего слезли с ивы и с радостным гиканьем понеслись в пляс.
Глава 7
Про грех любопытства и событие, которое рано или поздно должно было случиться
Привратник маленькой городской тюрьмы мастер Жмыть был одновременно тюремщиком и палачом.
Преступников в городе и окрестностях было немного, потому большого штата для свершения правосудия граф не держал. Правосудие же свершалось по графскому и только по графскому указу. Воров и разбойников вешали. Бывало и так, что рубили головы. Но завтра предстояла другая казнь. И стыдно сказать, но мастеру Жмытю еще никогда не доводилось жечь преступников на костре.
Собственно, жечь полагалось еретиков и ведьм. Еретиков — за то, что верили в Бога не так, как полагалось по катехизису, а ведьм — за то, что связались с дьяволом. А поскольку ни тех, ни других в графстве не водилось (кроме, конечно, самого графа-колдуна-но не издавать же графу указ о собственной казни), то как раз в этой области у мастера Жмытя был досадный пробел.
Именно поэтому, волнуясь, как бы не опростоволоситься завтра на глазах у всего народа и его сиятельства, мастер Жмыть еще с утра наказал работнику нарубить побольше дров, погрузить их в аккуратнейшем порядке на телегу и прикрыть — на тот случай, если вздумает пойти дождь — рогожей. Сюда же был погружен большой крест, сколоченный из двух брусьев. Сюда же-моток веревки: привязать к кресту осужденного на сожжение.
Отпустив работника, мастер Жмыть спустился в подвалы. Здесь, в небольшом помещении, меж каменных стен, стояли инструменты, необходимые для того, чтобы быстро заставить преступника сознаться в своей вине. Ведь некоторые — удивительное дело — невероятно долго упорствовали в утверждении своей невиновности. Это раздражало графа, замедляло судебный процесс. И тогда обвиняемый попадал в подвал Башни Дик-Ванда — в камеру пыток. После этого дело шло как по маслу. Побывав в сильных жилистых руках мастера Жмытя, все — кто сразу, кто постепенно, — но сознавались. И теперь можно было вершить правосудие.