— Я знавал одного из этих киднепперов, — задумчиво сказал Карлик. — Едва, говорит, унес ноги. Подробностей, впрочем, не знаю, но, по его словам, ребят стали отстреливать одного за другим. Дескать, за неделю в команде грохнули восьмерых.

— Восьмерых, значит, — механически проговорил Аристократ. — А нас всего шестеро. Было шестеро, — поправился он. — Что за бред! Никакого Уманского здесь нет и быть не может.

— Если предположить, что один из нас — Уманский, — встрял Доктор, — то, получается, он умеет блокировать память. А это, уверяю вас, невозможно. Никакая нейробиология не поможет, или чем он там занимался в юности.

— Нейробиология, — повторил Аристократ. — Что-то в этом есть, сам не пойму что. Ладно, парни, нам предстоит провести в обществе друг друга две недели. При этом надолго покидать рубку нельзя, иначе запросто можем впилиться, например, в астероид. И повернуть не успеем, маневренность у корыта аховая. Значит, так: разбиваемся на две пары. Одна будет постоянно находиться в рубке. Пока один спит, другой бодрствует. Вторая — в каюте, по тому же принципу. Раз в день пересменка. Если кого-то из нас четверых грохнут, то, значит, убийца — напарник.

— Я не умею пилотировать корабли, — возразил Доктор. — Вообще ничего водить не умею. Вы же видели при просмотре — ни разу не садился ни за штурвал, ни за руль. От меня в рубке толку не будет.

— Значит, твоему напарнику придется попотеть. Можем кинуть жребий, если нет лучших предложений.

— Лучших — нет, — сказал Мойщик. Он достал из коробки сигару, прикурил и выпустил дым в потолок. — Я думаю…

Мойщик не договорил. Сигара внезапно выпала у него из рук. Мойщик закашлялся, схватился за грудь, глаза у него налились красным.

— Держите его! — Аристократ, оттолкнув кресло, бросился к компаньону.

Держать оказалось ни к чему. Захрипев, Мойщик опрокинулся навзничь.

— Мертв, — минуту спустя определил Доктор. — Сердце не бьется, пульса нет. Похоже на отравление цианидом.

— Подменить сигару мог любой из нас, — сказал Карлик со злостью. — Курил только Мойщик, значит, целились именно в него. Давайте-ка рассуждать. В том, что один из нас троих Уманский, сомнений нет. Так что…

Аристократ кивнул.

— Никаких сомнений, — подтвердил он и выдернул из кармана миниатюрный бластер.

Вспышка поглотила Карлика. Доктор вскрикнул, вцепился руками в столешницу, челюсть у него отвалилась от страха.

— Все в порядке, дружище, — невозмутимо проговорил Аристократ и убрал бластер обратно в карман. — Уманский — он, а не я. Я его вычислил.

— К-как? К-как вычислил? — запинаясь, переспросил Доктор.

— Сейчас объясню, — Аристократ откинулся в кресле, скрестил на груди руки. — Ты, единственный из всех, не умеешь пилотировать космолеты. Так что Уманским ты быть не можешь, в одиночку тебе не вернуться. А мне с точностью известно, что Уманский — не я, — Аристократ усмехнулся. — Арифметика простая. Полагаю, Карлик тоже додумался бы до нее, будь Уманским я, а не он.

Следующие два дня Доктор приходил в себя. Осознания, что опасность уже позади, почему-то не было. С Аристократом они встречались за завтраками и обедами в кают-компании, остальное время тот проводил в рубке.

— Через двенадцать дней будем на Церере, — говорил Аристократ спокойно. — Ничего, наберем новую команду. Как же я мог так ошибиться в нем. Прикончил моих парней и нас с тобой хотел. И потом, эта дурацкая бумажка, подписанная Уманским. До сих пор не пойму, зачем он все это сделал.

— Боюсь, что мы не узнаем зачем, — Доктор вздохнул. — Меня не оставляет мысль, что мы упустили что-то.

— Меня тоже, — признался Аристократ. — Но обдумывать эту мысль будем, когда вернемся. Главное сейчас — вернуться. Живыми.

Наутро Аристократ в кают-компании не появился. Доктор прождал до обеда и, встревоженный, потрусил в рубку.

Аристократ лежал на полу ничком, с кровавым месивом вместо затылка.

Доктор тяжело осел на пол, перед глазами расплылись радужные круги. Минут десять он провел в прострации, зрение не фокусировалось, мысли тоже. Когда наконец Доктор стал осознавать действительность, первым, что он увидел, была пришпиленная к спине трупа записка.

«Это пятый, — давясь рвотным спазмом, прочитал Доктор. — Уманский».

Остаток дня Доктор провел, запершись в каюте и дрожа от страха. Он лихорадочно, одну за другой, перебирал версии, отбрасывал очередную и хватался за следующую. Догадаться, что произошло, удалось лишь к полуночи. От догадки Доктор пришел в ужас.

Другой, лучшей версии у него, впрочем, не было. Доктор выбрался из каюты наружу и на нетвердых ногах потащился к терминалу от бортового компьютера.