Все же конница проломила бреши в рядах, сражение пошло накоротке. Булгары облепили стоявшее как вкопанное войско Святослава.

Арпад торжествовал. Он перестроил потрепанную свою пехоту в боевые порядки, поставил в центре свежий отряд – витязей кагана Иосифа, славян и русь, против славян и руси. Ударить по измученному сражением с конницей войску – принудить даже самых яростных и могучих к безысходной обороне. Арпад послал вестников с приказом булгарам отойти. Вестники уехали, и тут же из степи в спину булгарам ударила конница гузов. Булгары попали в тиски, искали спасения бегством и гибли сотнями. Гузы, настигая конных, поражая на скаку пеших, врезались в войско Арпада. Строй хазар снова сломался, а вся масса Святославовой дружины распрямилась, как отпущенная после страшного сжатия пружина, и ужасным ударом поразила сразу две линии.

Холм, с которого Арпад следил за сражением, был очень невысок, но у хитрого хазарина имелось особое кресло, поднимаемое на шестах на четыре человеческих роста.

Сверху Арпад видел много больше, чем стоявшие у подножия его кресла. А видел каган-бек страшное.

Войско Святослава, копошась по-муравьиному, уничтожало ряд за рядом, теряя своих бойцов, но нисколько не умаляя напора.

– Муравьи! – шептал Арпад побелевшими губами. – Муравьи!

Он видел, как упрямо стоят витязи кагана Иосифа. Если бы не их мужество, все побежали бы.

Русь, служившая Хазарии, служила верно. Витязи, чтобы не попасть в окружение, время от времени отходили, не ломая строя, не позволяя наступающим разделить отряд надвое.

У Арпада были его арсы. Три тысячи собранных в отдельный полк и тысяча его личной охраны. У него были в запасе пешие вятичи, тысячи две, да тысяча прикаспийских гузов-конников, у него было три с половиной тысячи белых хазар. На конях, закрытых броней, в непробиваемых панцирях. Наконец, он мог бросить в бой полторы тысячи вооруженных мечами и пиками гребцов с лодок.

Муравьи, истребляя хазарское войско, все копошились, копошились, с каждым мгновением приближаясь на шаг, на полшага.

Арпад боялся, как бы вятичи в бою не перешли на сторону Святослава, но держать их в запасе тоже становилось опасно.

Была еще одна надежда: в тыл Святославу был отправлен Куря и полтысячи арсов. Но ему, каган-беку, был хорошо виден большой конный спешившийся полк славян. Для этого полка словно бы не существовало битвы. Правда, когда булгарская конница вторглась в ряды копейщиков, конный отряд отделился от полка и был готов пойти в бой, но ждал до последнего и в дело не вступил.

– Свенельд мудрит! Свенельд! – Арпад обкусывал ногти, все еще медля принять хоть какое-то решение.

А в это самое мгновение сошлись грудь в грудь богатырь Чудина и витязь Позвизд. Оба, изнемогая от напряжения, заругались по-русски. Чудина изумился и взревел медведем:

– За кого же ты бьешься, славянин безмозглый? Со мной, со славянином?

– Кому служу, за того и бьюсь! – ответил Позвизд, обрушивая страшный удар булавы на щит земляка.

– Будь ты проклят пращурами! Да расклюют твое мерзкое тело орлы, разорвут, растащат подлые шакалы.

Ударил Позвизд Чудину вторым ударом по голове, а Чудина успел насадить Позвизда на копье. И упали они друг на друга, ни мертвые, ни живые.

За поединком наблюдал Ярополк. Он с Претичем и Блудом с тремя тысячами славян стоял на холме для устрашения Арпада.

– У хазар много войск в запасе, – говорил с тревогой Ярополк, показывая воеводе Претичу на неподвижные полки иудеев, стоявшие у самой реки.

– У тебя глаза молодые, далеко видят, – отвечал Претич. – Я вижу, что поближе. Да уж лучше бы вовсе глаза не глядели, коль сказано нам: стоять.

– Стоять! – горестно вздохнул Ярополк и тотчас встрепенулся – Вон еще пошли! Пошли! Пошли!.. Скачут.

– Наши?

– Хазары! Много! Целая тысяча!

– А что за конница? Какие доспехи? Не белые ли?

– Не белые… На гузов похожи.

– Хазарские гузы – дикари, но бьются люто.

Ярополк окинул долгим взглядом поле сражения, и глаза его заблистали:

– Отец красный прапор поднял!

– Вовремя! – Претич перекрестился и крикнул, краснея от натуги: – Воевода Блуд! Хазарские гузы – твои!

Блуд и его семь сотен, настегивая коней, помчались отрезать хазарских гузов от гузов Юнуса.

– Что там еще, в поле-то? – щуря глаза до слез, спрашивал Претич у Ярополка.

– Вятичи пошли.

– Вижу! Се – вятичи. Не шибко, однако, торопятся. Вот уж и встали. Стоят?

– Стоят.

– Ну и слава Богу! Княгиня Ольга, знать, молится о нас.

Претич был христианином. Святославу это не больно нравилось…

Ярополк смотрел туда и сюда, готовый сообщить старику воеводе еще какую-нибудь новость, но Претича, видно, только одно заботило.