Шрифт:
Дыхание стало глубоким и медленным.
Рауль снова обвел пальцем ее губы, а затем неторопливо наклонился и прикоснулся губами к ее векам, заставив их закрыться. Он поцеловал ее в щеку, потом постепенно заменил своими губами прикасающиеся к ней пальцы.
Ее веки затрепетали, дыхание стало более глубоким.
— Ш-ш-ш, — шепотом произнес он и поцеловал ее.
Он почувствовал аромат ее тела, ее вкус. Она впервые отреагировала на его ласку.
Именно так, как он запланировал.
Действуя с неторопливой точностью, он обследовал контуры ее губ своими губами, чуть увеличил давление поцелуя, позволил языку проскользнуть в ее рот и вздохнул, почувствовав на какой-то миг удовлетворение. Она была на вкус такая, как будто принадлежала ему.
Он снова погладил ее щеку, наслаждаясь бархатистостью ее кожи, и запустил пальцы в непокорные шелковистые белокурые волосы.
В ответ Виктория подняла руку и схватила его за запястье, как будто желая, чтобы он помог ей удержаться в вырвавшейся из-под контроля вращающейся вселенной.
Ее жест лишил его последнего самоконтроля, и в нем вспыхнула ответная страсть.
Рауль закрыл глаза, пытаясь взять под контроль свои чувства, а Виктория прильнула к его губам, пробуя его на вкус, как он пробовал ее.
Наконец она опустила руку, откинулась на подушку и удовлетворенно вздохнула.
Рауль ждал, что она скажет. Объяснит ли она свои действия, потребует ли, чтобы он объяснил свои? Но не дождался.
Он открыл глаза и взглянул на нее.
Ее пальцы лежали на ее лбу. Глаза были закрыты. Ее лицо, ее тело расслабились.
Она спала.
Глава 24
Вздрогнув, Виктория проснулась.
Кто-то склонился к ней. Кто-то очень сердитый.
Она открыла глаза и села.
— Извините.
Рауль, полностью одетый, стоял возле софы рядом с ее головой, поправляя галстук, — высокий, темноволосый и явно не испытывающий ни малейшего раскаяния.
Она огляделась вокруг. В окно заглядывали лучи утреннего солнца, на деревьях за окном чирикали птички.
Почему же Рауль такой сердитый?
— Я еду в Тонагру, чтобы окончательно договориться о продаже жеребенка, — сказал он, — но перед отъездом хотел предупредить вас, что я не обсуждал вопрос о Данеле и своих сомнениях относительно своей нынешней стратегии ни с кем, кроме вас. Прошу вас тоже ни с кем не говорить об этом.
Она поморгала, глядя на него и не вполне придя в себя после пережитого во сне страха. Потом ей вспомнилось, как они провели время в этой комнате, как обсуждали его стратегию, его семью и его опасения. Он доверился ей, а теперь опасается, что она все это разболтает.
— Если я узнаю какую-то тайну, я о ней не болтаю. Почему вы думаете… — начала было Виктория, но потом сообразила: — Значит, вы думаете, что в Тонагре я упомянула о том, что вы принц, потому что обожаю всякие скандалы? Уверяю вас, сэр, что если бы я знала, что вы действительно королевский наследник, которому предстоит вернуть захваченный трон, я бы никогда не сказала об этом ни слова. Никогда!
Он одарил ее белозубой улыбкой.
— Я верю в вашу способность хранить тайну.
Виктория кивнула.
— Поэтому есть смысл предупредить вас теперь, не так ли?
Он воткнул бриллиантовую булавку в складку галстука и застегнул ее.
— Клянусь, что все, о чем мы говорили в этой комнате, останется строго между нами.
Он вгляделся в ее лицо, как будто отыскивая что-то, и кивнул.
— Я тоже клянусь. — Рауль направился к двери, открыл ее, потом, чуть помедлив, обернулся к Виктории. — Неужели так трудно поверить, что я король?
— Да. Вы мне кажетесь самым нормальным человеком.
Он рассмеялся.
— Вы слишком добры ко мне.
Он шагнул за порог и плотно закрыл за собой дверь.
Виктория смотрела ему вслед, пытаясь сообразить, что все это значит. Не слова — слова она поняла. Но враждебность, которую она заметила ранее. Почему он почувствовал к ней враждебность? Его никто не заставлял оставаться здесь против воли. И прошлой ночью отношения между ними были вполне корректны: они разговаривали и…
Она прищурилась.
И что? Хотя она была полусонной, она отлично помнила, что они говорили о Данеле, помнила, как Рауль приложил к сердцу кулак, помнила, как Рауль ласкал ее лицо…