Правда, грязь эта была февральская, слегка прихваченная поверху ночным морозцем, присмиревшая до поры до времени, но все же грязь.

С вокзала Лешка отправилась домой пешком, тем более что этим же поездом, только в другом вагоне, приехал и Панарин, отнявший у нее на вокзале довольно увесистый чемодан (маме — электрический утюг, Севке — коньки, папе — два тома Вилиса Лациса и пуховые носки, имеющие особый вес, так как из-за них она дважды ездили на «барахолку»). Стасик, сгибаясь под бременем двух чемоданов, все же находил в себе силы острить:

— Знаешь, как метеоролог, юрист и химик отвечают на вопрос: «Почему нет снега?»

— Понятия не имею!

— Метеоролог заявляет: «…Я бы объяснил, но мне не поверят». Юрист: «Конечно, в этом кто-то виноват. Минуточку! Посмотрим, по какой статье квалифицировать означенное преступление», А химик, — Стасик хитро скосил глаза на Лешку, — самоуверенно обещает: «Говорите, снега нет? Сделаем!»

Довольная Лешка залилась смехом:

— Сделаем!

Полгода назад покинула она Пятиморск, а был он уже для нее каким-то совсем другим: словно возвращалась она сюда после еще одной, долгой жизни.

Она шла семенящим, но быстрым шагом рядом с Панариным и все примечала. На развилке дорог щит с призывом: «Любите свой молодой город!» Промчалось мимо такси… Появилась вывеска: «Маникюр». А вон тех больших домов возле больничного городка не было… Ага, еще одна десятилетка… Открыли широкоэкранное кино… Из-за здания городского комитета партии, завершая площадь, выглянуло крыло школы-интерната… А что это? Книжный магазин! У нас свой! Да какой здоровенный! С зеркальными окнами.

— Стасик, родненький, зайдем?!

— Зайдем, — покорно соглашается Панарин, незаметно пошевелив онемевшими пальцами руки. Из-под серого каракуля его кубанки вылез взмокший чуб, расквасилась на губе сигарета — курил он по-прежнему много.

Лешка кинулась к полкам, обнаружив «Задачи и упражнения по общей химии», восхитилась:

— Подумай, где можно достать эту книгу!

Купила три: Павлу Громакову, Саше и себе.

Недели две назад она услышала, как Громаков объяснял декану: пропустил занятие потому, что отвозил сына и жену в больницу. О том, что у Павла плохо с деньгами, Лешка догадалась, увидев несколько раз, как скудно он завтракал. Она подговорила группу сделать складчину (Кодинец небрежным жестом внес больше всех) и, вложив деньги в конверт, написала на нем: «От профкома на лечение сына».

Лицо Павла пошло красными пятнами, когда она вручала ему конверт.

— Что за глупости… благотворительность…

— Перестань! — строго сказала ему Лешка. — Это решение коллектива. И потом мы настаиваем, чтобы тебе дали комнату в общежитии.

Он взял конверт, пробормотал, что «отработает». Чудак, конечно, отработает.

…По дороге Панарин вспомнил самую свежую новость:

— Валентину Ивановну назначили директором филиала научно исследовательского института.

— Уехала?! — огорченно воскликнула Лешка.

— Зачем уезжать? — с кавказским акцентом произнес Панарин. При комбинате филиал, совсем свой.

— Дожили!

— Между прочим, стараемся! — в тон ей подтвердил Стась. — Синженерной бригадой автоматизировали отделение первых неомыляемых из автоклавов… Чуешь? Нам за это причиталось две тысячи рубликов в новых деньгах. Решили: внести в копилку строительства заводского клуба. Потап на этой стройке уже часов двадцать отработал.

«Через три года приеду на стажировку непременно сюда, — пообещала самой себе Лешка, — непременно».

Вдали, за лесной полосой, в изморози прошел поезд, протянув белый гребень.

— Алка-то где? — неожиданно строго спросила Лешка.

— Звонарева для меня не существует, — сухо ответил Стась умолк. Видно, и сейчас не хотел говорить об этом.

Они подошли к площади. Внизу серебрилась снежная равнина застывшего моря. Точь-в-точь такая, какую видела с Игорем после музыкального вечера. «С Игорем Сергеевичем», — поправила она себя.

Нет, пожалуй, не такая… Ближе к плотине здесь начинались синие разводы подтаявшего льда вперемежку со снежными волнам. — Ну, Стасик, большое спасибо, теперь я сама… Заходи вечером.

— Зайду…

Дома начался переполох, мама по своему обыкновению прослезилась. Отец, сунув книгу под мышку, ходил вокруг Лешки и приговаривал:

— Все по порядку расскажешь, все.

Ему даже не верилось, что вот эта девушка — его Лешка и что это она, когда ей был годик, вечно потрошила его папиросы.