— Вымою Саньчику голову — волосы у него становятся мягкими, пушистыми. Я ему говорю: «Привела тебя к виду, удобному для логарифмирования».

А вот поглощенность Нелли пустяками не находила в Леокадии отклика. Но что сделаешь, если она создана именно из подобно сплава? И все равно с ней, даже вот такой, легко и любопытно.

— Ты где Новый год встречаешь? — поинтересовалась Нелли.

Леокадия очень устала за эти дни и думала посидеть вечером с отцом. Ее приглашали к себе и Верочка Сибирцева, и Громаковы, Лобунцы, но она решила остаться дома.

— И не надейся! — категорически отвергла этот план Нелли. — Пойдешь со мной!

— Куда-а? — испуганно спросила Леокадия.

— Куда поведу! В свет! Со мной не пропадешь!

— Нет, нет, я буду дома…

— Ты где живешь?

— На Морской, семнадцать.

— Ясно. Я не прощаюсь.

В девять тридцать вечера Нелли разыскала квартиру Юрасовых. Алексей Павлович, с недоумением поглядев на молодую красивую даму, сказал, что дочка в интернате.

Нелли решительно зашагала туда, извлекла Леокадию из зала, где та была с детьми у елки, и сердито заявила, что это черт знает что, и в конце концов имеет Лешка право на кусочек личной жизни, хотя бы в новогоднюю ночь.

— Я с родителями Саньчика иду встречать Новый год к директору комбината, он — товарищ свекра… Уже звонила к Альзиным, они будут рады тебя видеть…

— Да, Альзиных я очень люблю, — заколебалась Леокадия.

— Тем более! Пошли.

Если бы знала Юрасова, как повернет ее жизнь этот вечер, может быть, она и не пошла бы к Альзиным. А может, помчалась стремглав. Кто ведает? Но сейчас она ответила, что надо сначала заглянуть домой, и пусть папа решит — каково ему сидеть в одиночестве.

Алексей Павлович даже повеселел, услышав о предложении Нелли:

— Ты пойди, доченька. Не стариковать же тебе с нами. А я посижу у Самсоныча — там собирается кое-кто из партизан…

Леокадия все так же неохотно надела черное шерстяное платье, нитку белых бус. Нелли чуть не силой подвела ей своим карандашом брови, своей помадой — губы и торжественно «повела в свет».

У Альзиных Леокадию встретили радостными возгласами. Изабелла Семеновна расцеловала ее:

— Вот хорошо, что пришла.

Здесь уже были Валентина Ивановна с мужем; еще более похорошевший, с густыми, почти сросшимися на переносице бровями Мигун; Аллочка, сидевшая нахохлившись, поодаль от него, как видно, пребывала в дурном настроении.

Они уже года четыре как поженились. Алла работала лаборанткой в научно-исследовательском институте у Валентины Ивановны.

Андрей Дмитриевич Мигун — главным инженером комбината… Дом Мигунов — полная чаша, но какой-то холодный, без души.

Леокадия старалась реже бывать у них: тяжело приходить туда где в воздухе висят отчужденность и ссора. Алла что-то недоговаривает, смотрит на подругу жалкими, виноватыми глазами.

Вот тебе и «догнала счастье», как проповедовала когда-то! Все на свете затмили высокий рост и соболиные брови.

В углу дивана Леокадия увидела смуглолицего мужчину лет тридцати пяти, с огромными глазами под бровями вразлет, отчего взгляд казался диковатым. Темные жесткие волосы слегка серебрились на висках.

Мужчина поднялся навстречу Леокадии: высокий, спортивного склада, в черном, подступающем к самому подбородку свитере. «Что за пуританский наряд?» — иронически подумала Юрасова.

Он протянул Леокадии руку с сильными, но щадящими пальцами.

— Куприянов…

Леокадия, торопливо отобрав руку, забыла назвать себя и отошла к Альзину; он стал рассказывать ей о теплицах комбината — новом своем увлечении.

— Вы еще узнаете, Лешенька, силу гидропоники! Уже сейчас она дает рабочим круглый год помидоры и огурцы…

Когда все уселись за праздничный стол, то по правую руку от Леокадии оказался Куприянов, по левую — Григорий Захарович, Нелли — напротив. Леокадия, немного отодвинувшись от Куприянова; мысленно взмолилась, чтобы этот человек не оказался тривиальным ухажером с дежурным набором комплиментов и любезностей. Но он видно, вовсе не был предрасположен к ним, сидел, спокойно поглядывая на всех, и только спросил, как ее величать.

Она вспыхнула, решив, что это намек на недавнюю ее неловкость, хотела ответить колкостью, но сдержалась и назвала имя.

— Львиное сердце? — удивленно произнес Куприянов.

Она поглядела, не понимая.

— По латыни Леокадия — «Львиное сердце».

— Да что вы?

— Оно у вас действительно такое? — добро улыбнувшись, спросил он.

— Правду сказать, я его совсем не знаю. — Леокадия тут же пс досадовала на себя за такой ответ незнакомому человеку.