Одновременно с революцией в России попытки свержения старого строя имели место в Германии, Венгрии и Финляндии. В последующие годы социалистические революции произошли во многих странах обоих полушарий. Такое количество “случайностей” свидетельствует о закономерности процесса революционного преобразования капиталистического общества. События октября 1917 г. не могут рассматриваться как чисто случайный эпизод в нашей истории.

Очевидно, что невозможно придти к правильному выводу, если элементы предопределенности и случайности в событиях октября 1917 г. рассматривать раздельно, а не в их диалектической взаимосвязи. Дело в том, что Великая Октябрьская социалистическая революция — закономерная случайность. С одной стороны, революционная ситуация 1917 г. возникла как результат затяжной и чуждой интересам народа войны, связанных с ней экономических трудностей и неспособности властей разрешить копившиеся десятилетиями и столетиями общественные противоречия. При другом развитии событий революционная ситуация в 1917 г. могла и не возникнуть, и это обстоятельство, действительно, определяет элемент случайности в том, что произошло в октябре (а в равной мере, и феврале) 1917 г.

Но с другой стороны, Октябрьская революция представляет собой закономерный итог развития капитализма. Она произошла именно в России потому, что наша страна вобрала в себя весь комплекс противоречий, характерный для буржуазного мира в начале века. Пока молодой капитализм бурно развивался по восходящей линии, любые проекты построения более справедливого общества не могли выйти за рамки утопии и воплотиться на практике. После же того, как капиталистический способ производства перевалил через высшую точку своего развития и перестал адекватно отражать уровень развития производительных сил, социалистическая революция стала возможной. Вместе с тем реальная вероятность ее осуществления зависит от хотя и объективных по своей природе, но случайных факторов. На протяжении XX века превышение критической массы порождаемых капитализмом общественных и классовых конфликтов не раз приводило к социальному взрыву в различных частях мира, и наша революция — первая, но не единственная в раде других попыток преодоления противоречий буржуазного общества и способа производства. Эти попытки будут продолжаться и в дальнейшем. Точно так же, как революция в испанских Нидерландах в XVII веке ознаменовала собой начало эры буржуазных революций, Октябрьская революция открыла эпоху перехода от капитализма к социализму. Именно это обстоятельство определяет ее место в истории человечества.

Революция способствовала гигантскому ускорению развития страны. Бытующее ныне представление о быстром прогрессе экономики царской России до революции является мифом. Индустриальной державой Россию (СССР) сделал только Октябрь, до этого она была отсталой аграрной страной, вывозившей только сырье и продовольствие. Факты свидетельствуют, что в период 1861–1913 гг. разрыв в уровне экономического развития между Россией и передовыми западными странами — Германией и США не сократился, а увеличился [194] . В конце этого периода Россия производила промышленной продукции меньше, чем США, в 8 раз по абсолютным размерам и в 13–14 раз — в расчете на душу населения [195] . (Промышленное производство СССР составляло около 80 % от американского, к 2000 году планировалось выйти на уровень США. Разница в динамике развития царской капиталистической России и СССР очевидна). Мировой экономический кризис начала века и глубиной, и длительностью проявился в России сильнее, чем в других странах. Первое десятилетие века было периодом кризиса и депрессии в экономике империи [196] . В 1913 г. на долю России приходилось немногим более 4 % мировой промышленной продукции, в то время как ее население составляло 9 % от населения мира. Это означает, что на душу населения в царской России приходилось в два с лишним раза меньше продукции, чем в остальном мире, включая самые нищие его регионы. (Для сравнения: к концу своего существования СССР производил по разным оценкам от 14,5 до 20 % мировой промышленной продукции при населении 5,5 % от мирового) [197] .

Однако в стране, в которой 80 % населения жили в деревне, главным вопросом, волновавшим общество, был аграрный. Реформа 1861 г. не устранила основную причину социальной напряженности в деревне — помещичье землевладение и малоземелье огромной массы крестьян: один помещик в среднем владел таким же количеством земли, что и 300 крестьянских семей. Земельное утеснение, особенно сильное в Европейской России, приводило к тому, что крестьяне зачастую не могли прокормить свои семьи. В то время, как помещики вывозили хлеб из страны, значительная часть российских крестьян жила впроголодь. Из первых тринадцати “мирных” лет XX века семь были голодными. Голод 1911 г., например, охватил 20 губерний с населением 30 миллионов человек [198] .

Малоземелье и бедность крестьянских хозяйств ограничивали возможности их подъема. Для большей их части было характерно преобладание ориентации на собственное потребление, а не на рынок [199] . Существовавшая, как пережиток докапиталистической эпохи, сельская община способствовала сохранению патриархальности и натуральной замкнутости крестьянского хозяйства. Производительность земледелия росла крайне медленно, а в расчете на душу населения по отдельным видам продукции даже снижалась. Средний валовой сбор хлебов в 1910–1913 гг. составил 73 млн. тонн (в СССР в 1975–1980 гг. — 205 млн. тонн) при урожайности пшеницы лишь 7,2 центнера с гектара — почти в 3 раза меньше, чем в Европе [200] . По этим причинам товарность сельскохозяйственного производства страны оставалась на низком уровне.

Революция 1905–1907 гг. с новой силой подчеркнула настоятельную необходимость решения проблем, доставшихся стране в “наследство” от XIX века — повышения жизненного уровня крестьянства, увеличения производительности земледельческого труда и преобразования натурального крестьянского хозяйства в товарное. Эти проблемы не выходили за пределы круга задач, обычно решаемых в ходе буржуазно-демократических революций. Однако царское самодержавие, отражавшее интересы помещиков, оказалось неспособным решить аграрный вопрос.

П. А. Столыпин, имя которого до недавних пор ассоциировалось только с названием вагона для перевозки арестантов и “столыпинскими галстуками”, ныне стараниями демократической машины идеологической пропаганды превращен в идеал государственного деятеля. Основную причину низкой эффективности российского сельского хозяйства он видел в уравнительных тенденциях, присущих сельской крестьянской общине. Поэтому главной целью и сутью реформы, названной его именем, было разрушение общинного землепользования.

Реформа, начавшаяся в 1906 г., узаконила право свободного выхода крестьянина из общины вместе со своим наделом. С агротехнической точки зрения это не сулило большой пользы, поскольку надел оставался чересполосным. Не удивительно, что основная часть крестьян, в том числе зажиточных, неохотно выходила из общины, так как при этом они теряли ее поддержку и оказывались во власти капризов погоды и стихийных бедствий. (Интересно, что ситуация начала века почти буквально повторяется в его конце. Либеральные демократы, считающие себя продолжателями дела П. А. Столыпина, в своем стремлении побудить крестьян выходить из колхозов добиваются еще меньших успехов). Покидали общину большей частью мало способные к ведению собственного хозяйства и потому ищущие выход в продаже надельной земли — вдовы, одинокие старики, спившиеся и разорившиеся хозяева, крестьяне, переселившиеся в город, но сохранившие право на часть общинной земли. Около половины земли, изъятой из общинного оборота, было продано ее владельцами, и такая же доля вновь возникших хуторов и отрубов оказалась нежизнеспособной. В конечном итоге царскому правительству своей главной цели — разрушить общину и создать массовый слой крестьян-фермеров в качестве своей социальной опоры в деревне — достичь не удалось [201] . И причина этого — в сопротивлении крестьянства, которое понимало, что результатами столыпинской реформы в случае ее успешного завершения стали бы обезземеливание и пауперизация основной (некулацкой) части деревни [202] .