– Вот что, Званцев, пойдем, посветишь мне. Надо осмотреть труп.

Старшина сразу сник, молча встал, приготовив фонарь. Смотреть на труп желания у него ни малейшего не было. Покойников он боялся с детства. Званцев протяжно вздохнул.

Но тут старшину выручил участковый Ярыгин:

– Посиди тут. Я посвечу капитану. Дай фонарь.

Званцев был готов за это ему сто раз сказать спасибо.

– На, бери, – протянул он фонарь, усаживаясь поудобнее возле огня. К нему вернулось хорошее настроение.

Мужичок в кепке сидел, завернувшись в телогрейку без пуговиц, и с деловым видом мусолил во рту окурок папиросы. Докурив, он спросил:

– Покурить-то есть? А то мы полторы пачки истратили, пока вас дожидались.

– Есть. На, – протянул Званцев сигареты. – Давно тут дежурите?

– А с вечера. С восьми, – ответил мужичок, прикурив от костра.

Званцев, взглянув на часы, тихонько свистнул.

– Это чего, шесть часов? Ну вы, молодцы, даете. Нравится, видать, вам тут, на свежем воздухе, – сказал он с насмешкой.

Морщинистое лицо мужчины сделалось злым.

– Целую смену сижу. Хозяйка теперь меня из дома выгонит. Вы бы хоть выпить захватили. Сил нет на сухую терпеть такие мытарства, – проговорил он плаксиво и шмыгнул носом.

Старшина показал на Сонина:

– Вон начальник. Он тебе выпьет.

– Это тебе он начальник. А я без погонов. Я вольный человек, – огрызнулся мужичок и натянул на брови кепку.

– Ну да. А после выпивки тебе бабу подавай городскую. Своих деревенских небось всех уж оттоптал? А? – Старшина развеселился и посмотрел на поляну, где лежал труп женщины.

И мужичок в кепке, проследив за его взглядом, сказал с искренним сожалением о трагической судьбе девушки:

– Жалко ее. Как картиночка, красивая. Лежит, будто спит.

– Ее изнасиловали? – спросил старшина.

– А я почем знаю. Я ее нашел тут еще не совсем застывшую. Но уже не живую. Пока в деревню прибег, пока по телефону «Скорую» вызвали, – проговорил мужчина с досадой, как будто, если бы «Скорая» и милиция приехали раньше, застав ее еще не совсем остывшей, все могло быть по-другому.

– А ты, вообще-то, кто будешь? – наконец догадался спросить старшина, повнимательней разглядывая грязное, перепачканное сажей, лицо мужчины.

– Да я местный. Пастух. У фермера работаю. Пасу стадо коров, по хозяйству помогаю.

– Слушай, а может, это ты ее пришил? – Званцев решил провести собственное расследование. «Запросто мог. А потом вызвал милицию и вроде как он ни при чем», – подумал старшина.

Пастух перепугался, отодвинулся на всякий случай от милиционера. «Еще врежет по печенке. Их трое, и все милиционеры. Все заодно. Я один посторонний. Свалят всю вину на меня, и суши, хозяйка, сухари», – боязливо вздохнул он и сказал в свое оправдание:

– Да что ты! Непричастный я к ней. Врать не стану, по молодости сидел в тюрьме. Но не за убийство, а за длинный язык. – И, увидев, что его доводы не производят на милиционера должного эффекта, добавил: – Да и не совладать мне с ней. Она молодая, здоровая. И опять же городская.

– Ладно, не заводись, – поспешил успокоить его Званцев. – Это я так, на понт тебя взять, а ты уж сразу за сердце хватаешься.

Пастух положил в костер сосновую ветку, и в темное небо брызнул фонтан искр.

– Схватишься тут. От такого обвинения не только за сердце схватишься, а и штаны обмочишь. С вами, ментами, только свяжись. – Он боязливо покосился на Сонина и участкового Ярыгина, все еще осматривавших труп. Сонин ему сразу показался слишком грозным. «К такому попади, душу вынет из тебя. Уж очень серьезный мужик», – думал пастух, все еще не отойдя окончательно от испуга по поводу обвинения.

Со стороны дороги, между деревьями, замелькали фары.

– Наши едут, – сказал Званцев.

Пастух теперь сидел сникший и молчаливый и ничего не ответил. Ему было все равно и хотелось только лишь одного – побыстрее уйти отсюда.

К костру подошли следователь прокуратуры и криминалист с чемоданом в руке, в котором размещалось все его оборудование.

– Ну вы и забрались в дебри, – недовольно сказал следователь, здороваясь за руку со Званцевым. С пастухом он здороваться не стал.

– Да уж не за столом чаи гоняем, – в шутливой форме ответил Званцев.

Закончив осмотр трупа, Сонин подошел к костру и присел ближе к огню.

– Проклятый холод. До чего не люблю осень. Ночью прохладно, а днем жара, хоть загорай, – сокрушенно сказал капитан, а Званцев его слова воспринял по-своему: