Мы считаем, что ИККИ вел единственно правильную линию в Китае, но китайские приверженцы оппозиции срывали эту линию, проводили, прикрывая часто левыми фразами, оппортунистическую политику».

Попытка «коминтерновской троицы» поставить знак равенства между взглядами русской оппозиции и практическим курсом китайских «правых» носила откровенно конъюнктурный характер, а вот их обвинение в попытке скрыть от партии документы VII пленума ИККИ имеет под собой основания. М. М. Бородин позже говорил, что ознакомился с резолюциями пленума «примерно в марте 1927 года». Этот факт он объяснял тем, что ему приходилось следовать за непрерывно продвигавшейся на север гоминьдановской армией, а также блокадой «империалистов и северных милитаристов» [81] . Однако связь между Шанхаем, где до конца марта на территории французской концессии размещался ЦК КПК, и советскими представителями на юге страны существовала, следовательно, у Чэнь Дусю была возможность показать М. М. Бородину и обсудить с ним получаемые от сотрудников Дальбюро коминтерновские документы.

Впрочем, и сам Михаил Маркович Бородин не очень-то спешил выполнять директивы ИККИ, о чем свидетельствуют материалы заседания политбюро ЦК ВКП(б) от 20 мая 1929 года. Почему именно в это время советское руководство решило обсудить его деятельность в Китае, не совсем ясно: М. М. Бородин уже почти 20 месяцев как находился в Москве и успел даже 3 месяца проработать заместителем директора ТАСС. Возможно, дело объясняется стратегическим расчетом И.В. Сталина, который начал расправу с «правыми» только после того, как с их помощью разгромил «левую оппозицию». Политбюро ЦК ВКП(б) пришло к заключению, что «Бородиным в его работе в Китае совершены крупнейшие политические ошибки оппортунистического характера и крупнейшие дисциплинарные проступки по отношению к ИККИ и ЦК ВКП(б) (прямое невыполнение директив, сокрытие этих директив от ЦК КПК и т. д.), что имело тяжелейшие отрицательные последствия».

У нового представителя Коминтерна в Китае М.Н. Роя, к сожалению, совершенно отсутствовали дипломатические способности, что в контексте военного превосходства чанкайшистов подтолкнуло левых гоминьдановцев на отказ от сотрудничества с коммунистами. В телеграмме, полученной из Москвы Центральным комитетом КПК 31 мая 1927 года, предлагался курс на «фактическое взятие земли снизу», «освежение и пополнение» верхушки Гоминьдана за счет руководителей, выдвинувшихся в ходе аграрной революции; предлагалась идея создания восьми или десяти дивизий из революционно настроенных крестьян под командованием коммунистов, а для подавления контрреволюционного офицерства — трибуналов «во главе с видными гоминьдановцами-некоммунистами». С этой телеграммой М. Н. Рой ознакомил ряд членов руководства уханьского Гоминьдана, включая Ван Цзинвэя, узревшего в этом угрозу превращения в марионетку. Разразился скандал, М.Н. Рой был отозван в Москву, где для расследования инцидента Политсекретариат ИККИ создал комиссию. Комиссия пришла к выводу, что «сообщив Ван-Тин-Вею (тогдашнее правописание Ван Цзинвэя. — М. П.) содержание адресованной ему (Рою), Б[ородину] и Л[? — М. П.] телеграммы от 31.5.27 г., т. Рой совершил ошибку и что постановление Политсекретариата отозвать поэтому т. Роя было правильно». Комиссия внесла в Секретариат следующие предложения:

«1) Подтвердить постановление Политсекретариата от 22 июня.

2) Сообщить ЦК КП Китая следующее: «Т. Рой был отозван не ввиду какой-либо политической ошибки с его стороны; наоборот, по основному вопросу об аграрной революции и о расправе с хунанскими контрреволюционерами линия т. Роя была совершенно правильна. Т. Рой был отозван лишь ввиду одной организационной ошибки, изложенной в следующим образом сформулированном постановлении Политсекретариата ИККИ от 22 июня 1927 г.: «Немедленно отозвать т. Роя с его поста представителя ИККИ за показанную им некоторым членам ЦК Гоминьдана телеграмму, которая была адресована только тт. Б., Р. И Л. И которую ни в коем случае нельзя было показывать никому другому». Так как текст нашей телеграммы от 23 июня был иной, мы обращаем Ваше внимание на то, что правильным является только приведенный здесь текст постановления Политсекретариата ИККИ» [82] .

15 июля ЦИК уханьского Гоминьдана принял шение о разрыве отношений с компартией и примирении с Чан Кайши. За несколько дней до этого события Чэнь Дусю прислал в ЦК КПК письмо, в котором слагал с себя обязанности генерального секретаря. 7 августа на чрезвычайном совещании ЦК КПК в Ханькоу его официально отстранили от партийного руководства. Одновременно из Бюро ЦК КПК как сторонник Чэнь Дусю был выведен обвиненный в совершении грубых правооппортунистических ошибок Пэн Шучжи. Позже, уже в 1929 году, обоих исключили из партии. Новым лидером КП Китая вплоть до ее VI съезда стал «левак» Цюй Цюбо (1899–1935). В декабре 1927 года Арно снова объявляется в Шанхае, но уже не как представитель ОМС, а в качестве прикомандированного к Китайской компартии специалиста по организационной работе. В круг его обязанностей, как свидетельствуют документы, входило и финансирование дальневосточных коммунистов. 12 июня 1928 года секретарь ИККИ Иосиф Пятницкий телеграммой дал указание Арно выделить ЦК КП Китая «в счет их сметы на второе полугодие» 46 000 американских долларов. Через полгода «Михаил» (т. е. тот же И. Пятницкий) приказал ему выдать «на первую четверть 1929 года взрослым китайцам 49 743 и взрослым японцам 7307, молодым китайцам 4120 и молодым японцам 256 американских] долларов». Под «взрослыми» китайцами и японцами понимались ЦК соответствующих компартий, а под «молодыми» — комсомольские организации.

Как мы видим, революционное движение на Востоке стоило Москве немалых денег!

В июле 1931 года в Шанхае с паспортом на имя швейцарского гражданина Пауля Рюега были арестованы уже упоминавшийся выше сотрудник ОМС Я.М. Рудник и его супруга Татьяна Николаевна Моисеенко-Великая. Подлинный Пауль Рюег, кстати, чертами лица схожий с Яковом Рудником, в это время жил и работал в СССР (в августе 1937 года его расстреляют). В связи с опасностью новых провалов А. Е. Абрамовича отстранили от «китайских дел». 23 августа Политкомиссия Политсекретариата ИККИ удовлетворила его просьбу, уволив из аппарата Коминтерна. А Якову Матвеевичу Руднику пришлось сидеть в китайской тюрьме до 1937 года, и вернулся он в СССР лишь в 1939 году.

В 1931–1932 годах А. Абрамович учился в Московском институте красной профессуры на агробиологическом факультете, по окончании которого был направлен на партийную работу в Сибирь. После недолгого опыта работы секретарем парткома завода и шахты он в 1934 году возглавил кафедру марксизма-ленинизма в Томском государственном университете. В 1947 году Президиум Верховного Совета СССР в связи с 30-летием Великой Октябрьской революции наградил А. Е. Абрамовича Орденом Ленина [83] . Казалось, все шло хорошо. Но через два года постановлением Томского обкома от 14 июля 1949 года А. Е. Абрамович был освобожден от занимаемой должности «за плохое руководство кафедрой». Решение было утверждено 13 марта 1950 года секретариатом ЦК ВКП(б) [84] .

А. Е. Абрамович перешел на кафедру марксизма-ленинизма Томского электромеханического института инженеров железнодорожного транспорта, где в качестве доцента работал до середины 1953 года. Свой трудовой путь он закончил консультантом Томского горкома КПСС. В 1956 году А.Е. Абрамович переехал на постоянное жительство в Латвию. Скончался он 21 января 1972 года в городе Лиепая.