Конечно, выходя из министерства, он волновался и был в напряжении. Его заявление, что «ничего бы не случилось», было лишь бравадой, которой он попытался успокоить себя и руководство резидентуры. На протяжении многих лет чуть ли не через день носить с собой «бомбу с зажженным фитилём» — легко ли это было выдержать человеческим нервам?

Центр, понимая ценность разведчика Маклейна и важность того, что материалы от «Лирика» можно брать лишь при максимальной гарантии того, что опасность провала сведена на нет, указывал резиденту, что тот не должен допускать никакой погони за материалами в ущерб уверенности, что все «о’кей», не пренебрегать ни в коем случае соображениями конспирации в погоне за получением материалов от разведчика. В одном из писем Центр предупредил резидента: «Маклейн является самым ценным вашим источником — отсюда делайте соответствующие выводы».

Каждый вечер всегда элегантный, неизменно вежливый и улыбающийся молодой человек покидал здание Форин-офиса и направлялся к себе на Оукин-стрит. Дважды в неделю, а иногда и чаще, проводя некоторое время дома, снова выходил на улицу и брал такси. Доехав до какого-нибудь перекрестка, останавливал машину и, немного пройдясь, брал другую. Иногда, если казалось, что обстановка небезопасна, пересаживался в третью. Доезжал до соседней с Киттиным домом улицы и оттуда шел пешком. Дональд умел точно рассчитывать время и всегда ровно в полдесятого вечера подходил к ее дверям. Она уже ждала его, радостно возбужденная и принарядившаяся.

— Добрый вечер, мисс, — приветствовал он ее, иногда букетиком цветов, иногда коробкой конфет.

Она приседала в шутливом книксене.

Так уж получилось, что их отношения развивались в двух направлениях — деловом и шутливо-дружеском.

— Ну что пчелка принесла сегодня? — вопрошала Китти, и Дональд, протягивая портфель, в тон ей отвечал:

— Много вкусного сладкого меда!

С прибытием Дональда сразу начали с работы. Дональд никогда не вмешивался в манипуляции Китти, он лишь бегло просматривал листы документов и некоторые из них, считая интересными, откладывал в сторону. Из-за этого однажды произошел скандал с Центром, когда резидент получил замечание за то, что «при фотографировании многие листы оказались пропущенными». Озабоченный и напуганный резидент тут же направил в Москву объяснение, что Маклейн отбраковывает материалы, не представляющие ценности, и заверение в том, что в дальнейшем будут фотографировать «все подряд». На это Центр возразил, что объяснение резидента его вполне удовлетворило и необходимости в фотографировании всех подряд документов нет, так как не стоит загружать почту неинтересными материалами и удлинять время съемки.

Комната для прислуги, где проводилась съемка, была темной и тесной. Перед работой Китти обычно переодевалась в легкий халатик и в нем манипулировала со своей техникой. Дональд стоял рядом, отбирал листы и наблюдая за работой. Фотографируя, она однажды почувствовала, что он вплотную приблизился к ней и обнял за плечи.

— Ты мне мешаешь, — не очень строго пробормотала она.

Дональд осторожно отстранился, а потом, когда она кончила работу, снова прижал и поцеловал ее в шею, в самые завитки волос.

Китти стояла неподвижно, наклонив голову и опустив руки.

— Милая, мне так хорошо с тобой, — шептал Дональд.

— Скольким ты уже говорил эти слова?