Черт возьми, в слезах!

Самым разумным было бы оставить все как есть, потому что через несколько часов с Роем Джерардом будет покончено.

Эткинсон все гнал эти мысли из головы, стараясь занять себя чем-нибудь еще, но они возвращались снова, потому что это был вопрос принципа.

Расс был человек принципов.

– Хотите, чтобы я вошел вместе с вами? – спросил охранник.

– Нет, спасибо, Эрл.

Охранник кивнул и, звякнув ключами, распахнул перед Эткинсоном дверь в камеру Джерарда. Начальник тюрьмы вошел внутрь.

Джерарда нигде не было. Сбежал, пронеслось в голове у Эткинсона. Но в этот момент Рой поднялся из-за дивана.

В руках у него была монетка.

– Чуть не потерял свой счастливый четвертак, – пояснил он.

Камера, в которой смертники проводили свои последние дни, всегда напоминала Рассу Эткинсону его комнату в общежитий колледжа. Обстановка там была похуже, чем в ночлежке для бездомных.

Иногда у начальника тюрьмы появлялось желание отремонтировать для смертников помещение, но он подавлял это движение души. Люди, которых приговорили к смерти, заслуживали и не такого. С чего бы это тратить деньги налогоплательщиков на подобную ерунду?

На лице Джерарда появилась его фирменная усмешка.

– Готов поспорить, я знаю, почему ты пришел.

– Да ну?

– Ты злишься из-за того, как я обошелся с этим старым педерастом.

– Он не педераст.

– Все священники педерасты. Ты что, газеты не читаешь?

Эткинсон сохранял спокойствие.

– Не следовало тебе так с ним говорить. Джерард подбросил свою счастливую монетку в воздух.

Рой и Дэвид, несмотря на свое родство, были разными людьми. По крайней мере, внешне: Рой – низкорослый брюнет, Дэвид – высокий блондин. Ну, раньше был блондином. Эткинсон и представить себе не мог, как этот мерзавец будет выглядеть, когда его наконец поймают. В том, что поймают, Расс не сомневался – знал по опыту.

– Я хочу, чтобы ты извинился перед ним. В письменном виде.

Рой перестал подбрасывать свою монетку. Он повернулся к Эткинсону и нахмурился.

– А что будет, если я этого не сделаю? – Джерард вдруг расхохотался. – Меня казнят раньше времени?

Приговоренный обошел диван и встал прямо перед Эткинсоном.

– Ты что, решил превратить тюрьму в среднюю школу?

– Он заслуживал лучшего обращения.

– Я сейчас расплачусь, начальник.

– Тебе придется написать ему записку.

Джерард плюнул ему в лицо. Попал прямо в переносицу.

– Вот что я тебе на это скажу, начальник. А то ты меня, похоже, не понял. Надеюсь, теперь поймешь. Не собираюсь я этому старому педику ничего писать!

Последние три года Эткинсон ходил в тренажерный зал три раза в неделю. Последние десять месяцев он работал с тяжелым весом и даже немного упражнялся в боксе. Всю жизнь его задирали. В определенный момент он решил, что пора положить этому конец. Ему хотелось проверить свои силу, ловкость и тяжесть кулаков, но все не подворачивалось удачного случая: не может же начальник тюрьмы, слуга закона, просто так набить кому-нибудь морду.

И вот Рой Джерард плюнул ему в лицо.

Эткинсон спокойно достал из заднего кармана носовой платок и вытер лицо. Джерард в изумлении смотрел на него. Утершись насухо, Эткинсон убрал платок и сказал:

– Вот там есть ручка и блокнот. Пиши.

Джерард с иронией посмотрел на него, и Эткинсон вдруг с ужасом подумал, что он действительно пойдет к столу и напишет это послание.

Может, он и не хотел себе в этом признаться, но он намеренно воспользовался ситуацией со священником, потому что это могло предоставить ему возможность сделать с Роем Джерардом то, о чем он давно мечтал. Братья Джерард были самыми отъявленными негодяями, каких Расс встречал. Конечно, это вопрос принципа, самого главного принципа Эткинсона, но была и другая причина. Сейчас Эткинсон мог сделать то, о чем так давно мечтал.

– Да пошел ты, начальник!..

Удар вышел великолепный. Скрытый. Эткинсон отвел руку за спину всего сантиметров на двадцать.

Он был нацелен прямо в солнечное сплетение Роя Джерарда под углом в восемьдесят градусов.

Джерард был злобным ублюдком, но явно не очень-то сообразительным. Он понял, что его собираются ударить только тогда, когда кулак Эткинсона уже достиг его груди. Попытался уклониться, но было поздно. Его отбросило к стене так, что он задел головой край рамки с фотографией губернатора.

Джерард был потрясен: от охранника он еще мог ожидать чего-то подобного, но от начальника тюрьмы…

Эткинсон, само собой, вошел во вкус. В его арсенале было еще множество ударов. Одно дело бить перчатками по груше, но совсем другое – голыми руками живого человека. Расс не чувствовал себя таким возбужденным с тех пор, как однажды зимней ночью в возрасте двадцати двух лет впервые имел женщину на заднем сиденье своего старенького «шевроле».

И тут Джерард сделал ему лучший подарок из всех: он встал прямо и наотмашь ударил начальника. Но промахнулся, а значит, Эткинсон получил право еще на один удар. Он решил снова ударить по корпусу, на этот раз по ребрам, прямо как Джо Фрэйзер, – удар, который дробил кости.