– Как кто? – не понял Скилъярд.

Девона удивленно посмотрел на него.

– Мотаешь головой: как – кто? – переспросил Скил.

– Как баран… – повторил Девона и осекся. – Ай да парень… Конечно! Ты ж барана в жизни живьем не видывал! А я… Я?! Выходит, был в степи. Был… прав кузнец. Что ж это за жизнь такая паскудная? Эх, Скилли, Скилли, век расшатался – и скверней всего, что я рожден восстановить его!… Скверней уж и быть не может…

Скил осторожно пододвинул голубя к Девоне. Тот машинально взял птицу, с хрустом оторвал ножку и уныло принялся жевать. Трупожог повертел в пальцах редиску и нехотя сунул в рот. Есть расхотелось. Совсем. Век расшатался. Век. Расшатался. Слова-то какие больные: на слух – и то в жар бросает…

– Не расстраивайся, Девона, – Скилъярд сунул безумцу пучок зелени, не зная, чем еще выразить свое сочувствие. – Плюнь, бред все это… Поешь вот и ложись спать. Расти будешь. Во сне. Вырастешь большой, всех убьешь и будет тебе радость. Жизнь трудна, Девона, но, к счастью, коротка. Может, и не придется тебе ничего восстанавливать… Сам видишь, не осталось ни хрена, а если что и осталось – дерьмо сплошное. Ешь. Или на Круг сходи. Подерешься – расслабишься. А так не надо. Ладно?

– На Круг? – Упурок оторвал листок зелени и стал растирать его на ладони. – На Круг схожу. У вас тут больше ходить некуда. Там хоть смотрят… На смерть, кровь, грязь – но смотрят. Ты прав, Скилли, дерьмо вокруг; но мне надо – чтоб смотрели… Хоть на дерьмо. Хоть на что. Лишь бы смотрели. Лишь бы…

Он встал, потянулся и зашлепал по лужам вокруг насупившегося Скила. Потом резко остановился.

– Лучше скажи мне, душевный парень Скилли, – неожиданно спросил Девона, – что ты знаешь о Подмастерьях?

Скил вжал голову в плечи. Вот уж не к ночи…

– Так тебя ж вроде у каризов нашли, – наконец буркнул он. – Ты разве не оттуда?

– А гром его знает – откуда?! С золотого блюда! Ты говори, парень, говори – что знаешь, что слышал, что думаешь – говори!

– Подмастерья… – начал было Скилъярд, но опять замолчал и побелел. Он белел и белел, и Девона никак не мог оторваться от его снежной маски с черными провалами глазниц, а Скил не мог оторваться от чего-то, происходящего за плечом безумца; и недожеванный голубь дрожал в его худой руке. Потом голубь упал на землю, и Девона тоже упал на землю; а Скил остался сидеть и смотреть на высокого человека в сером балахоне, ударившего Упурка. Незнакомец легко коснулся ладонью затылка Девоны, и этого было достаточно, и Скил жалел о недоеденной птице, а больше не жалел ни о чем. Хоть помер бы сытым. Было бы что потом вспомнить.

Девона застонал, оперся о мокрую землю и с трудом сел, мотая головой и пытаясь сфокусировать взгляд на сером пятне перед ним. Пятно задрожало и резче проступили деревянные рукояти каких-то неведомых предметов, полускрытых под балахоном.

– Так в гости не ходят, – пробормотал Упурок с неуместным сарказмом, – так вообще не ходят… Ни тебе здрасьте, ни тебе… Зачем так вот?

– Он не в гости! – отчаянно завопил несчастный Скил. – Это мы – в гости! Это Сырой Охотник… Он Подмастерьям в каризы людей поставляет. Не хочу… не надо, прошу вас… я нож нашел – жалко…

Охотник не обратил на вопли трупожога никакого внимания – стоял, молчал, смотрел. Потом откинул капюшон, открывая удлиненное лицо в тени серо-коричневого берета.

– Вставай, Девона, – голос был под стать одежде – бесцветный и бесстрастный. – Пошли. Задающий вопросы должен уметь получать ответы.

Девона прыгнул, и Скил подивился его растопыренным пальцам, совсем неумело и по-женски пытающимся вцепиться в Охотника. Охотник сделал шаг в сторону и мягко перехватил левую руку безумца, одновременно вставляя между мизинцем и безымянным крохотную палочку. Резкий поворот – и Упурок взвыл, хватаясь за вывихнутые пальцы. Потом двинулся по кругу, нянча искалеченную руку и держа серого человека в центре.

Скил потянулся за булыжником. Плача и дрожа, он тянулся сквозь ужас и ночь, и почти достал… Это оказалось единственной победой. Охотник выдернул из-за плеча одну из рукоятей, и ременной бич со свистом развернулся в воздухе. Увесистый камень взлетел в дождь и морось, и едва не размозжил голову Девоне.

– Пойдем, – скучно повторил Сырой Охотник, не глядя на отскочившего трупожога. Скил плотно зажмурился и сделал шаг вперед. Потом еще один. Он шел умирать. Жить было очень страшно.

– Стой, Скилли! – в хриплом выкрике Упурка прозвенела такая властность, что даже на холодном лице Сырого Охотника мелькнул отсвет равнодушного интереса, мелькнул и погас. – Стой и смотри! Только смотри… Забудь обо мне, забудь о себе – смотри, парень! Иначе…

Скил плюхнулся в возмущенно брызнувшую лужу, и внезапный холод помог ему разлепить веки. Он уже не боялся. Почти совсем не боялся. Он только подозревал, что сумасшествие Девоны заразное, но в целом ему было не до того. Он – смотрел.

Темнота за спиной безумца раскрылась одним-единственным взглядом, но и его оказалось достаточно. Девона глубоко вдохнул влажный ночной воздух, поежился, лопатками ощутив ждущий внимательный мрак, и опустил болевшую руку, которую до того прижимал к груди, как младенца. Боль его теперь не интересовала; и дождь притих, садясь рядом с застывшим Скилом.

Он вошел в образ.

Как нож в подогнанные ножны.

…Как ходит Сырой Охотник? Кончиком носка непрерывно пробуя землю, текущую под ногами, словно в поиске невидимых ям и выбоин; чуть проскальзывая вперед при переносе веса, плавно, вкрадчиво, незаметно – змеиные, переливающиеся, ядовитые движения…

…Когда выходит Сырой Охотник? Он выходит в дождь, в непрестанную морось, когда людьми овладевают уныние, тоска от серого падающего крошева; и от тоски человеку скучно бежать, драться, нарушать бесконечное хлюпающее однообразие…