Лина стояла на палубе корабля и смотрела на приближающийся берег Афин. А рядом был Главк, который явно что-то желал, но боялся хоть слово сказать. За всё время, проведённое на корабле, Лина даже не смотрела в его сторону, и была очень холодна.

– Я не скажу Максимилиану, что ты едва не убил меня. И никто из нас не скажет, - не оборачиваясь произнесла она.

– Спасибо, - поклонился мужчина и с облегчением вздохнул. Он уже был готов принять наказание за свой проступок.

– Главк, я всё понимаю, мы плыли на военном римском корабле, - вдруг неожиданно повернулась Лина к мужчине и очень серьёзно посмотрела на него.
– Но я два раза возвращалась в наш лагерь от римлян ночью и с римским плащом на плечах, и один раз из персидского плена. Понимаешь меня? Я въехала в македонский лагерь, одетая как персидский солдат, приближённый к царю, и никто на меня не нападал. Ты был первым.

– Лина, прости меня. После того, как на Афины напали год назад, Агатон запретил подпускать римские корабли к греческим берегам. Будь то военные, или торговые.

– Я всё понимаю Главк. У тебя есть плащ генерала?

– Нет, откуда?
– пожал он плечами.
– Зачем тебе?

– Ну не могу же я ехать по городу в римской тоге, - сказала она, и посмотрела на Главка как на слабоумного.
– Может послать кого-нибудь за одеждой? И Максимилиана предупредить заодно.

– Я уже послал, но об одежде не подумал, - виновато произнёс Главк.

– Ладно, возьму плащ у мужа.

Корабль приблизился к берегу, с которого уже слышались портовые звуки, и пристал к длинному причалу, который пах свежим деревом. Лина облегчённо вздохнула и широко улыбнулась. Дома... они вернулись домой. Вдалеке показалась какая-то нехарактерная активность и, приглядевшись, она увидела Максимилиана. Он гордо ехал на своём вороном скакуне, прижимая к себе рукой маленького черноволосого мальчика, и Лина поспешила спуститься с корабля.

– Максимилиан, зачем ты его на лошадь посадил?
– воскликнула она, подбегая к своим мужчинам и снимая Деметрия.
– Здравствуй солнышко моё, соскучился?

Лина прижала к себе сына, а он, несмотря на то, что очень соскучился, совсем не плакал, чем порадовал полководца, а только крепко обнимал свою маму маленькими ручками и хвастался своим новым плащом. Таким же, как у папы.

– Ему нравится кататься на лошади.

Полководец спешился и подошёл к жене, ожидая своей очереди на объятия.

– Максимилиан, я так соскучилась, - тихо сказала Лина, прижимаясь к мужу, и с наслаждением вдохнула аромат сандалового дерева, ставший ей уже родным.
– Дай мне свой плащ.

Максимилиан сначала нахмурился, услышав странную и совершенно неожиданную просьбу жены, но увидев, как Лина спешно снимала с себя римскую тогу, понял зачем он ей был нужен.

– Ты прибыла на греческом корабле?
– с сомнением спросил он, снимая с себя красный плащ генерала.

– Да, мы с Главком случайно встретились.

– Тигран?

– Его сейчас принесут. Нам нужна телега.

– Принесут? Лина говори ясней, - начал злиться Максимилиан.

– Куда уж ясней? Тигр не может сам ходить...
– произнесла Лина и робко улыбнулась.

Но полководец не стал дожидаться окончания фразы, а быстро поднялся на борт корабля. Двое солдат в это время выносили раненного генерала на палубу, но увидев царя, замерли на месте.

– О боги, брат...
– подошёл он к нему и подал знак положить носилки.

– Всё не так страшно как кажется Макс, - улыбнулся он и даже хлопнул друга по плечу перебинтованной рукой.

Но Максимилиан не разделял его энтузиазма, а смотрел на перебинтованные ноги, руки, повязку на глазу и страшный ожёг на щеке. Казалось, что на его теле не было живого места и от этого сердце больно защемило.

– Максимилиан!
– услышал он голос жены.
– Вы где там потерялись?

Полководец поднялся с палубы и кивнул солдатам, приказывая взять носилки. Лина освободила его из римского плена и как-то умудрилась привести обратно в Афины... в таком состоянии. Это было невероятно! Одно дело помочь сбежать здоровому человеку, но они ведь всю дорогу фактически несли его на руках.

Краем глаза он заметил проходящего мимо Юлиана, почему-то с короткими чёрными волосами, через которые уже начали просвечиваться светлые пряди, и повернулся к нему, чтобы удостовериться, что он не обознался.