Не все члены «Мэйрокуся» исповедовали радикальные взгляды, напротив, часто их мнения по тому или другому вопросу бывали крайне несхожи, особенно много разногласий вызвало обсуждение вопроса о правах женщин. При этом все участники споров считали себя прогрессивными людьми.

В отличие от жителей деревни, готовых без разбору принимать все, что исходило от Запада, только чтобы казаться «современными», мыслящие круги, к которым принадлежала и «Мэйрокуся», вели дискуссии по поводу того, необходимо ли принимать то или иное веяние с Запада, и если принимать, то как его лучше приспособить к нуждам японской действительности. Фукудзава Юкити, мыслитель, оказавший огромное влияние на молодежь того времени (он также является основателем частного Университета Кэё в Токио), подчеркивал прежде всего важность интеллекта, а не морали, которая, по его мнению, прекратила эволюционировать с древнейших времен. «Суть цивилизации, — писал он, — состоит в господстве человека над природой, в уничтожении зависимости человека от природы, в использовании природы для человека и в освобождении человека как члена общества от гнета слепой власти». Фукудзава Юкити подчинял личную образованность индивида тому, что он называл «общественным пониманием», полагая, что образованность и знания должны прежде всего служить государству и приносить пользу всем, а не удовлетворять эгоистические нужды отдельного человека. Выводы, которые должны были вытекать из этого положения, он подвергал исследованию и сомнению: «Если вы присмотритесь к тому, что составляет источник европейской цивилизации, вы увидите, что она покоится на единственном основании — на сомнении». Он превозносил личную свободу как самую верную гарантию независимости страны. Кроме личной свободы, эту независимость могло обеспечить лишь образование, вводящее человека в сферу науки и культуры. Получив достойное образование, народ мог бы перейти к отношениям взаимозависимости с правительством, мог бы быть одновременно управляющим и подчиненным, а не делиться, как в прошлом, на господ и слуг. Фукудзава Юкити довел мысль до конца: первейшей целью образованных людей, то есть мыслящих кругов, должно стать продвижение в народ прогрессивных идей и понимание своего национального единства.

Все это было чрезвычайно новым для Японии, и потребовалось значительное время для того, чтобы непривычные понятия укоренились в сознании населения, которое в своей основной массе все еще оставалось на очень низком уровне развития. Особенно сложным было положение практически неграмотных крестьян. Во время местного бунта 1873 года восставшие требовали, помимо снижения цен на рис, отмену торговли с иностранцами и призыва на военную службу, упразднения начальных школ и возвращения к восточному календарю. Другие восставшие, особенно в Фукуоке, ратовали за восстановление власти даймё. Это яркие примеры того, что народ в деревнях, особенно в наиболее отдаленных от столицы, был плохо информирован о происходящих в стране событиях.

Продвижение прогрессивных идей не было заслугой ни неграмотных крестьян (это совсем уж сомнительно), ни результатом стараний правительственных кругов. Благодарить следует средние слои населения, в которых появлялись не боявшиеся недовольства правительства свободомыслящие люди. Взгляды членов «Мэйрокуся» на обязанности интеллигенции можно свести к трем пунктам, представленным Фукудзавой Юкити (независимость от правящих кругов, критика политического курса и улучшение народного образования), Като Хироюки (участие интеллигенции в делах государства, в политике и воспитании народа), и другими мыслителями, такими как Мори Аринори, Цуда Синдо и Ниси Аманэ (интеллигенция прежде всего должна заниматься личным совершенствованием). В этот период кипения мысли, период открытий и попыток адаптировать идеи Запада к японскому менталитету происходило множество событий, свидетельствующих об эволюции мировоззрения на исходе феодального периода. Среди наиболее почитаемых мыслителей, принадлежащих «Мэйрокуся», следует назвать Накамура Масанао (1822–1891) и Нисимура Сигэки (1828–1902). Оба они были рационалистами и участниками народного собрания, но следовали каждый своим путем. Накамуру можно скорее отнести к конформистам, подобно Фукудзаве Юкити: прежде всего он искал способ сплавить воедино культуры Востока и Запада, используя для этого конфуцианский способ мышления. Вернувшись из Европы, где он провел студенческие годы, Накамура издал в 1869 году переводы трудов Самюэля Смайла («Помоги себе сам») и Джона Стюарта Милля («На свободе»), оказавшие огромное влияние на японскую мысль того времени, и не только в пределах «Мэйрокуся». Эти произведения вдохновляли рабочих, способствовали распространению (особенно в студенческой среде) европейских идей о человеческой свободе. Накамура, испытавший определенное влияние христианства (в то время еще запрещенного в Европе), считал, что всякая вещь имеет свой предел, за исключением любви Божественной и человеческой. Он хотел бы, чтобы власть государства и даже императора была ограниченной, более того, утверждал, что император должен принять христианство, если он хочет, чтобы народ последовал за ним. Накамура Масанао первым в Японии в 1875 году отпраздновал Рождество. Он писал о своем горячем желании изменить сам характер японского народа, который, по его собственным словам, «высокомерен по отношению к подчиненным и рабски услужлив перед начальством, невежествен и неграмотен, предпочитает развлечения книгам, не выполняет своих обязательств и игнорирует волю Неба». Даже для нашего времени высказывание Накамуры кажется чрезмерно критичным и нелегко поверить тому, что оно исходит от японца. Для изменения характера народа философ рекомендовал действовать постепенно, в два этапа, символами и сутью которых долждны были стать Искусство (то есть наука и техника) и Учение (мораль и религия). При этом Учение все же подчинялось Искусству. Образование женщин и любовь к ближнему являлись, по его мнению, основой для создания нового типа мышления. Накамура Масанао также считал, что религиозная практика, христианская или буддийская (он пренебрегал синтоизмом), призвана устранить человеческие горести и заботы.

Совершенно иной была позиция Нисимуры Сигэки, ярого противника подражания Европе, одобрявшего национализм, склонявшегося к тому, чтобы считать исконно японский образ жизни наилучшим. В то же время он признавал, что конфуцианство имеет серьезные недостатки, исправить которые он надеялся благодаря использованию идей Запада. Но Нисимура считал, что Запад не принимает во внимание двух вещей, которые составляют достояние Японии: самоконтроль и практику. Кроме того, он упрекал европейцев в чрезмерном разнообразии философских школ, что затрудняло подход к пониманию западного типа мышления. Пытаясь преодолеть эти трудности, Нисимура приступил к поиску пути, подходящего именно Японии, не наследующего традиции конфуцианства и не связанного с западной философией; к поиску «морали», которую можно отыскать лишь в буддизме или в христианстве. В своей книге «Нихон дотоку-рон» (О морали в Японии),изданной в 1886 году, он требует освободить от занимаемых должностей «плохих министров», так как, «когда происходит упадок нравственности в стране и разум теряет цену, становится невозможным вернуть силу нации». Будучи убежден, что Япония, перенимая образ жизни и достижения западной цивилизации, не станет адаптировать их под себя, — а это грозит падением морали, — Нисимура советует хорошенько поразмыслить над сложившейся ситуацией и вернуться к ценностям, более близким Японии по духу, ибо только с их помощью можно вернуть стране «национальную» нравственность.

Закон 1875 года, ограничивающий свободу прессы, привел к расколу внутри «Мэйрокуся»; выпуск газеты «Мэйроку-дзасси» был прекращен и вскоре общество, целью которого была борьба со всеми проявлениями деспотизма и продвижение идей свободы, прекратило свое существование.

С исчезновением «Мэйрокуся» интеллигенция фактически лишилась рупора, с помощью которого можно было выражать свое мнение. Правительство связало средства информации по рукам и ногам, а на свободу слова был наложен особый запрет. Тем не менее поток новых идей прокладывал себе русло, и многие государственные деятели признавали необходимость как можно быстрее и основательнее ознакомиться с политикой европейских стран. Принадлежа к тому типу людей, для которых привычнее действовать, а не строить теории, эти политики были скорее борцами, чем философами. Всё, или почти всё, что можно было сказать, уже было сказано членами «Мэйрокуся». Теперь необходимо было применить теорию на практике и бороться с абсолютизмом правительства, требуя прежде всего основных свобод и прав для народа. Эти идеи были широко поддержаны некоторыми политическими деятелями и газетами, такими, например, как «Рикуго-дзасси» (Газета мира),издатели которой вдохновлялись христианством и распространяли среди народа концепции, приблизительно определяемые как «предсоциалистические». Другие газеты, вроде «Тоёгакугэй-дзасси» (Газета об искусстве и науке Востока),находились под влиянием позитивизма и теории эволюции. Несмотря на различие точек зрения, все они ставили перед собой одну и ту же политическую задачу: добиться больших свобод для народа, что уже было ранее заявлено «Мэйроку-дзасси», хотя Като Хироюки в качестве предварительного условия для предоставления этих свобод называл принятие конституции, поскольку считал Японию недостаточно подготовленной для учреждения Народного собрания.

Но времена изменились, и люди вроде Итагаки и Узки Эмори считали, вслед за Жан Жаком Руссо, что пришло время превратить человека в «свободное животное». Вскоре это положение превратилось в очевидную истину для всех. Новые переводы произведений западных философов, в особенности Джона Стюарта Милля, Спенсера и Руссо, заставили правительство в 1881 году при посредничестве императора пообещать предоставление конституции к 1890 году.

В этот период две известные газеты — «Йокогама Майнити симбун» и «Токио Нити Нити симбун» — вступили в дискуссию. Первая разделяла взгляды оппозиционных партий, вторая приняла сторону правительства. Споры велись не только по поводу того, стоит ли учреждать Народное собрание, но и по поводу того, кому должна принадлежать власть в этом собрании. «Майнити» писала, что принципом правительства должна быть Справедливость, а не воля отдельной личности (императора) и не народ, признанный ненадежной опорой, в то время как «Нити Нити» заявляла, что «единственный и бесподобный символ национальной японской политики» и суверенитета заключен только в лице императора, то есть государства. Хотя общественное мнение в целом (а это не весь народ, а только его образованная часть, что составляет едва ли 10 %) разделяло позицию «Майнити», не соглашаясь с «Нити Нити», «Ёрон Синси» (Общественное мнение)высказывала свою точку зрения, согласно которой суверенитет должен соблюдаться одновременно и народом, и обществом. Като Хироюки, который поддерживал теорию о естественных правах человека в своих произведениях «Синсэй Тайи»и «Кокутай Синрон», пересмотрел ее в «Дзинкэн Синтэцу» (Новая теория о правах человека), написанной в 1882 году после знакомства с «Историей английской цивилизации» Беркли-. «Я принялся работать над этой книгой, потому что пришел к выводу, что наши права — не подарок природы, а результат постепенной эволюции». Также предметом его размышлений являлось учреждение Народного собрания, выбираемого всеобщим (но ограниченным, по крайней мере в первое время) голосованием. Эта книга немедленно вызвала огромное число опровержений, особенно со стороны Яно Фумио, Баба Тацуи и Узки Эмори в 1883 году, считавшими себя идеалистами и частично испытавшими влияние христианского идеализма, который чуть позже расправит крылья в Японии.

Некоторые члены «Мэйрокуся» не смогли устоять перед христианскими теориями, пропагандируемыми, как правило, в школах, основанных протестантскими миссионерами. Кое-кто из этого общества, например, инженер-агроном Цуда Сэн в 1875 году или первый японский статистик Суги Кодзи, принял христианство. Между представителями интеллигенции разгорались споры, начиналось сравнение христианских доктрин с конфуцианскими (среди прочего фигурировала тема сыновней почтительности) или буддийскими. Казалось, что христианство несло с собой немалую часть достижений Запада, и вскоре первая газета Японии христианского толка, «Мир», заменила для образованной публики канувшую в Лету «Рокумэй-дзасси». Изучение христианства стало всеобщей тенденцией, а выказывание заинтересованности этой конфессией — модой. Но все-таки глубинные причины этого увлечения были не столько метафизическими, сколько политическими. Хотя иностранные миссионеры использовали более или менее законные методы для обращения японцев в свою веру, иногда происходило некоторое давление на них. Так, в 1876 году в сельскохозяйственном колледже Саппоро, где преподавали химию, американский пастор евангелистской церкви Уильям Смит Кларк (1826–1886) заставлял своих учеников подписывать «клятву», которая была настоящей декларацией веры. Вероятно, японцам импонировала практическая сторона христианства, и, возможно, поэтому такие выдающиеся личности, как Ниидзима Дзё (1843–1890) иУэмура Масахиса (1858–1925), с радостью приняли учение Христа.

Но, как всегда бывает в Японии, где мнения людей, несмотря на их одинаковое социальное поведение, разведены по полюсам, новообращенные или те, кто симпатизировал христианству, вскоре разделились на три лагеря в зависимости от школы, к которой они принадлежали. В Кумамото придерживались христианства, окрашенного национальной тональностью, тогда как в Йокогаме больше склонялись к ортодоксии, а в Саппоро предпочитали более индивидуализированную форму христианства, следуя наставлениям своих пастырей.