– Говорят, хазары изрядно приодели дружину воеводы Свенельда, моя королева. – Даже боком продвигаясь по тропинке сада, чтобы ни на мгновение не терять из вида глаз великой княгини, он умудрялся учтиво кланяться – Прослышав об этом, киевляне кричат, дерутся и даже задевают княжеских дружинников, выкрикивая им в лицо, что они – ободранные холопы.

– А что же великий князь? – лениво спрашивала Ольга.

Некоторое охлаждение меж великой княгиней и ее личным дворянином наметилось после того, как Ольга нарекла младенца Святославом. Это было еще не имя, а прозвище, рекло. Потому что официальное имя присваивалось младенцу мужского пола после посажения на коня Это событие было одним из самых важных в человеческой жизни, мужчина приобретал законность существования, общественный статус и имя, после чего опоясывался мечом и переводился из женской половины дома на мужскую его половину. Таков был обычай русов, ни одно славянское племя его не восприняло, но русы держались за старинный обычай цепко. И поэтому имя, которым называли малыша мать, няньки и прочая женская челядь, не имело ровно никакого значения.

Однако рекло, которым Ольга назвала сына, было славянским, и византийцу Асмусу это не понравилось.

Беда не в том, что не понравилось. Беда заключалась в том, что личный дворянин великой княгини несколько переоценил свое влияние на нее. Да и слова, которыми он постарался объяснить свое отношение к славянам, были скверно им продуманы.

– Тебе ли, королеве русов, называть единственного сына именем челядинов? – Он постарался вложить в тон своего дерзкого вопроса как можно больше теплой дружеской улыбки. – Великий князь все равно наречет его по-иному, а рабы привыкнут, и что придется слышать наследнику Киевского Стола?

Ольга изо всех сил стремилась сохранять добродушное настроение, потому что лекарь из Византии и пожилые няньки сказали ей, что дурные чувства кормящей матери отражаются на младенце. Это было нелегко, потому что роды ей достались трудные, долгие и мучительные.

– Русы – река в славянском море, Асмус. И она уже начинает пересыхать.

– Твой великий отец Олег Вещий объявил все славянские земли владениями русов, моя королева.

– А хватит ли у нас сил, чтобы удержать эти владения? Славяне непокорны и своенравны, но свято исполняют свои клятвы. Так лучше взять эти клятвы с них, чем потрясать мечами.

– Славяне – варвары, моя королева. Они умыкают невест на гульбищах, продают своих же земляков в рабство за долги и творят кровавые жертвы своим идолам.

– Ты прав, гордый византиец. – Ольга улыбнулась несколько напряженно. – Только варварство преодолимо, и твоя родина служит тому примером. Говоря такие слова, ты нарушаешь заповеди Христа, Асмус.

– Возможно, ты не так поняла меня, моя королева… – Ромей попытался отступить, почувствовав сдержанный гнев великой княгини, но чуточку опоздал.

– Я постараюсь внушить своему сыну, что единственный путь к созданию могучего государства есть объединение славянских племен вокруг Киева, а не бесконечные усмирения и тяжесть новых даней. Не меч, но мир должен править этой огромной землей. И если сыну это не удастся, мой внук завершит этот великий труд и великий подвиг. К сожалению, ты огорчил меня, и младенец получит сегодня горькое молоко. Ступай, Асмус. Я позову тебя, когда ты мне понадобишься.

Лодочники князя Мала по лесным речкам и протокам, которые они знали в совершенстве, доставили в Иско-ростень часть добычи Свенельда. Горазд отбирал ее лично и, прекрасно зная жадность великого князя, не поскупился на драгоценные камни. Индийские смарагды и рубины по чистоте и яркости красок спорили с бирюзой и яхонтами, украшающими браслеты, а старинные, кованого золота перстни можно было отсыпать ковшами. Такой добычей князь Игорь никогда бы не стал делиться с дружиной, и Горазд правильно понял тонкую игру своего воеводы.

– Золото отдашь великому князю, а камни пообещаешь передать ему из рук в руки, когда он подпишет с тобою договор, – строго говорил воевода князю Малу, показывая ему доставленный Гораздом груз. – Скажешь, что это – для него лично. Твоя благодарность.

– Хитер ты, воевода! – усмехнулся Мал.

Тем временем дружинники Свенельда возвратились в стольный град. Киев возликовал, а княжеская дружина взроптала.

– Воины Свенельдовы изоделись, а мы в сермяге ходим! – орали наиболее горластые. – Веди нас, великий князь, за добычей и честью воинской!

Братья– волки, сыновья Годхарда, не орали, но их тихие доходчивые беседы за братиной пива стоили любого крика на площадях и перекрестках.

– Не любит великий князь своей дружины…

– У Свенельдовых дружинников перстни на руках. А уж как жены-то их изукрашены!

– Слабый вождь нам достался, братья.

– Значит, принудить надо, коли слабый! Бушевал Киев…

Великий князь знал и о криках, и о тайных шепотках. Люди Кисана бывали везде, где собиралось больше трех дружинников. Они старательно передавали все, что слышали, Кисану, но первый боярин пересказывал их донесения великому князю осторожно, только в самых общих чертах, не упоминая при этом ни одного имени