Метхум Справедливый не спеша прогуливался над головами осужденных, иногда останавливаясь и делая знак коменданту.

Тюремщик подходил, записывал в блокнот номер осужденного, делал какую-то пометку и показывал запись индусу, тот утвердительно кивал, и комендант отходил в сторону.

Отметив таким образом человек тридцать, Метхум добрался до Сани. Минуту он с интересом рассматривал молодого человека, а когда позвал тюремщика, тот еще издали отрицательно покачал головой. Индус ухмыльнулся и снова повторил жест. Когда комендант подошел, Метхум забрал у него блокнот и сам сделал пометку. Тюремщик заколебался, а затем снова ответил отказом. Темная, как дубовая кора, рука индуса накарябала новую пометку, но только с пятой попытки несговорчивый комендант согласился.

Вскоре заключенных опять загнали в камеры. Саня думал, что его заберут с минуты на минуту, и долго не ложился. Но время шло, и уже не солнце, а луна расчертила полосами оконной решетки пол и стену. Саня задремал. И как только его обмякшее сонное тело повалилось набок, в коридоре послышались шаги, забряцал ключами охранник, заскрипела дверь.

– К вам пришли, – произнес он, зевая, открыл дверь и сделал шаг в сторону.

Саня встрепенулся, с замиранием сердца кинулся к двери, но вдруг остановился. Это была не Рита. Из темноты коридора ему навстречу шагнул человек в черном плаще. Сане показалось, что он не шел, а плыл по течению, и это течение останавилось в метре от узника.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Лунный свет выхватывал холодный взгляд и беспристрастное лицо ночного гостя. Саня не чувствовал страха, только пустоту и разочарование.

Рэм ждал, что молодой человек отвернется, опустит глаза или как-нибудь иначе проявит слабость, но тот смотрел ему в лицо, не отрывая взгляда. Рэма это не разозлило, наоборот, польстило его самолюбию. Слишком много сил он потратил на этого врага. Прояви Саня слабость или трусость, Рэм тут же прострелил бы ему колени, злясь на самого себя.

Дверь в камеру закрылась, ночной посетитель, постояв с полминуты, улыбнулся чему-то и прошел мимо Сани к оконной решетке. Какое-то время молчали. Рэм, почти касаясь железных прутьев лицом, смотрел на диск молодой луны. Саня сел на единственную в камере табуретку, привалился к стене и устремил безразличный взгляд в потолок.

– Они часто говорят, что не любят жизнь, что им ни до чего нет дела, ничто их тут не держит, – тихо сказал Рэм. – А оставь их там одних лет на сто – попросятся обратно.

Саня посмотрел на Рэма, тот продолжал:

– В детстве мне снилось, что меня засовывают в большой зеленый шар и отправляют в космос. Я лечу и вижу, как большая голубая планета отдаляется от меня. Становится все меньше, меньше… И я больше никогда ее не увижу, и никто не вспомнит обо мне.

Дверь в камеру закрылась, ночной посетитель, постояв с полминуты, улыбнулся чему-то и прошел мимо Сани к оконной решетке.

Тоска и боль одиночества были такими реальными! Они так поразили мое обостренное детское воображение! Своим ночным плачем я будил весь дом. Но этот сон снился мне каждую ночь. Нет, ад это не черт с вилами. Ад – это страшнее. Я видел ад.

Вы умрете в этой тюрьме или на арене – без разницы. Но это будет скоро. Разве вам не хочется жить? – он на секунду замолчал, глянул на Саню. – Поверьте, мой молодой друг: небытие ужасно. Мы заключим сделку. Я вытащу вас отсюда, а вы вернете мне мою флэшку и поможете поймать Кастро. Он выйдет на вас, а вы расскажете мне, где и когда должны встретиться.

Саня поднялся с табуретки и стал прохаживаться по камере.

– Если вы так любите эту голубую планету, почему не хотите ей помочь? Сафронов уничтожит флэшку. Если не отдавать ему, если отдать это знание людям, мир станет лучше.

– Деньги Сафронова дадут мне власть. С помощью власти я сделаю мир лучше. Видите, как похожи наши цели. Если бы Бог хотел, то дал бы нам что-то взамен нефти. Но он дал нам нефть. Кто мы, чтобы спорить с Богом? У всего и у всех есть предназначение. Мое – изменить мир. Сделай воздух чище – ничего не изменится. Сильные все равно будут давить слабых, хитрые умных, чистое будет мараться о грязное, и никак иначе. Я изменю это. Я могу. Не будет границ. Я сделаю мир справедливым. Можно говорить о благих намерениях и дороге в ад, но это не про меня. Моя дорога приведет в рай. Дорожка так себе: ползем по трупам и гниющим останкам. Вопрос куда! Важно куда!

И еще, Александр. Вы русский, людей жалеете и патриот, наверное. А Россия, Александр, – это нефть.

Что вы предложите своему другу Игорю, его отцу, сокурсникам, соседской девочке Элле? Чистый воздух? Они забудут, когда последний раз ели досыта, когда покупали новые вещи. Никаких курортов, никакой пенсии. И только одна мечта: найти работу. Все рухнет – промышленность, социальные связи, все! Этого хотите, Александр?! Спросите, а они хотят?

– Дай власть таким, как вы, еще хуже будет.