– Нет. Щит.

– Плохо.

– Не трусь. Нас отсюда вытащат.

– Как? У меня два маяка были. Один в браслете, второй – в пряжке ремня. Оба на шаланде остались.

– Говорю, не трусь.

– Глупышка. Мне–то чего бояться. Я сюда летел. Зачет по выживаемости сдавать.

– Я знаю. Я ридер.

– Роддэр?

– Нет. Роддэры – это бродяги. Я – ридер. Хотя, сейчас это не имеет значения.

Интересно, откуда меня знает? Ее же на борт в биованне загрузили. В бессознательном состоянии.

– Кир, надень, пожалуйста, щит. – Тянет из–за пазухи свой медальон, протягивает мне.

– Зачем?

– Неужели трудно сделать что–то не спрашивая?

Ну и характер… Клин клином. Буду сам вредничать.

– Шейла, девочка, я не цепляю на себя побрякушки, не зная, что у них внутри.

– Кир, если ты не наденешь щит, мы расстанемся. Я не смогу рядом с тобой. Не спрашивай, почему.

– Что делает щит?

– Защищает. Меня от тебя. Иначе мне очень плохо.

Надеваю медальон и прислушиваюсь к ощущениям. Ничего… Только есть хочется. Все–таки, откуда она знает, как меня зовут? Про зачет знает, про Кентукки знает, про горы знает. Если не выдумывает. А зачем ей выдумывать?

– Сейчас спустимся вниз, запасемся провиантом и пойдем через горы.

– Зачем?

– Там нас искать будут.

– Кир, это все подстроено. Нас найдут В ЛЮБОМ месте. На этой планете нам НИЧТО не грозит. С нами здесь НИЧЕГО случиться не может. – Задумалась. – Нет, это со мной не может. С тобой – может.

Прелесть!

Топаем вниз. До чего обманчивы расстояния в горах. Казалось, до леса рукой подать. Однако, третий час топаем. Шейла – молодец. Не раскисает. Другая бы давно ныть начала.

– Кир, привал десять минут.

Эта не ноет. Эта приказывает.

– Устала, малышка? – скидываю на землю сумку и сажусь на камень.

– Конечно, устала. Не зови меня малышкой. Можешь звать стервой. Я привыкла.

Лезет в сумку, достает нож и… консервную банку!!! Откуда? Сноровисто, в шесть движений вскрывает ее ножом. Облизывает лезвие.

– Откуда это чудо?

– Моя мамашка трахнутая позаботилась, кто же еще.

– Шейла, не говори так о матери. Поссоримся. Кто бы она ни была…

– Она не кто. Она ЧТО!!! Процессоры вместо мозгов. Ее любовь вольтметром измерить можно.

– Не понял. Ты – клон?

– Почти. Штучное изделие. Долго объяснять.

Пытаюсь представить, что бы я чувствовал на ее месте. Вместо добрых рук матери – инкубатор под управлением компьютера.

Едим с ножей мясо из консервной банки. Жирное, недосоленое и без хлеба. Запиваем холодной водой из фляжек. Бывалые туристы говорят: если еда невкусная, вы просто на двое суток раньше времени сели обедать. Говорю об этом Шейле. Недоверчиво смотрит и неуверенно улыбается. Первый раз с момента посадки.

Мясо кончается. Облизываем ножи, убираем в сумки.

– Банку возьмешь, или выкинуть?

– Ты что? Это материальная ценность! – отбираю у нее жестянку, облизываю крышку и убираю в сумку. И тут догадываюсь, что она и не собиралась ее выкидывать. Сумку пачкать не хотела. Стервочка. Через два года повзрослеет, округлится и превратится в настоящую Красивую Стерву.

Привал окончен, топаем дальше. Обдумываю ситуацию. Как учили – логически, по системе. Системное мышление мне, технарю, легко дается. Не нравится ситуация. Хоть логически, хоть по–простому. Шейла еще не прониклась серьезностью момента. Может, это даже хорошо? Идет, бормочет себе под нос, ничуть не боится. А то бы паниковать начала…

Прислучшиваюсь, что она бормочет. Простите, ребята, был не прав. Она прониклась. Лучше меня прониклась. Так, наверно, ругались портовые шлюхи в девятнадцатом веке. Я даже выражений некоторых не слышал. А у нее все гладко, связно выходит, одно слово за другое цепляется. Где ж такому в наше время научиться можно? Зато теперь знаю, как ругались портовые шлюхи. Если мыслить системно, надо спросить себя, это хорошо, или плохо? А может, ее спросить?

Зыркнула в мою сторону злобным взглядом – и замолчала. Не буду я ее ни о чем спрашивать. Грубостью ответит, а нам надо коллектив создавать. Дружный и сплоченный.

К вечеру доходим до леса. Холодает. Шейла надевает на себя всю одежду, сверху – платье из мешка. Дружно строим шалаш. Общее дело сближает. В шалаше, конечно, теплее, но ненамного. Шейла настаивает, чтоб мы легли валетом.

– Успокойся, лапать не буду.

– Дурак, я не из–за тебя, а из–за щита. У него метр диаметр.

– Отключить?

– Только попробуй!

Пол у шалаша наклонный, поэтому Шейла ложится головой вниз. Ее дело. Если дети капризничают, пусть перебесятся.

Через полчаса ложится нормально. Находим компромисс. Я кладу медальон в дальний от нее угол. Укрываю обоих курткой. Еще через полчаса Шейла сладко посапывает мне в подмышку, прижимаясь всеми своими выпуклостями. Возбуждает, однако!