Шрифт:
— С каждым разом тебе становится все труднее объяснить мне что-то про свои дела…
— Ага! Точно! Хотя, как учат на курсах «личного роста» или как говорится в последнем учебнике по самовоспитанию, который ты штудировала, следует непременно обсуждать с мужем все, пережитое за день, да? Ну давай же, давай, действуй, улыбнись пошире… Разве в этих книгах не написано, что следует день-деньской ходить с дурацкой улыбкой во всю рожу, чтобы настраивать себя правильным образом? Позитивно!
— Твои наскоки с каждым разом становятся все грубее…
— Это вовсе не наскоки, дорогая, это форма защиты, я пытаюсь защититься…
— Ты ведь отлично знаешь, что я сходила на курсы «личного роста» всего один-единственный раз, чтобы только посмотреть, чтобы узнать, о чем, собственно, речь, и сразу тебе сказала: мне там не понравилось.
— Ну конечно! А кому пришлось вносить плату за целый месяц? Кому? Чужому дяде?
— Ну наконец-то ты заговорил о главном. Деньги! Деньги — вот самое важное для человека, который… который с пеной у рта твердит, будто он далек от всего материального.
Кова уже не стоит в дверном проеме — по мере того как разгорается ссора, она все ближе подходит к Уго. Он же тем временем успел сесть в кресло перед телефоном и всем своим видом изображает полнейшее равнодушие.
— Знаешь, я не был бы таким материалистом, — отвечает он, слегка поведя головой в ту сторону, где стоит Кова, но избегая глядеть на нее прямо, — если бы кое-кто тоже приносил в дом свое жалованье, пусть даже совсем мизерное…
— Так! Опять этот прокурорский тон! Нетрудно догадаться, что теперь последует: пришла пора напомнить, что актером ты не стал исключительно по моей вине, а потом с гордостью заявить, что ты-то всегда был мне верен… Есть чем гордиться!
Последнюю фразу Кова произносит, дав волю негодованию и едва сдерживая слезы. Уго же, наоборот, как будто еще больше успокаивается, по крайней мере всеми силами старается это показать.
— Ты вечно стремишься изобразить меня в карикатурном виде. А ведь и я мог бы ответить тебе тем же: стоит вспомнить, например, Еву Уилт [1] — и сходство будет налицо, но, к сожалению… мы существа куда более сложные.
— Опять ты уводишь разговор в сторону, опять прячешься за своей логикой и своей… невозмутимостью, будь она неладна. Ты сам прекрасно знаешь, что не смог стать актером только потому, что кишка была тонка, ведь за это надо было бороться… А ты струсил, побоялся, что не сумеешь добиться успеха. Да, именно, не бедности ты побоялся и не богемной жизни, как ты любишь повторять…
1
Ева Уилт — героиня романа английского писателя Тома Шарпа «Уилт» (1976). (Здесь и далее — прим. перев.)
— Перестань ради бога, Кова, ну сколько раз мы с тобой это обсуждали, — перебивает ее Уго, в первый раз меняя линию поведения: голос его, во всяком случае, становится злым и мрачным.
— Думаешь, мы и вправду так уж бы бедствовали? Мой отец был готов помогать нам, а я… я ведь подыскала себе тогда…
— Да, — говорит Уго, резко вставая, — да, тебя ожидало блестящее будущее за прилавком магазина и нищенское жалованье. И его, конечно, вполне хватило бы на жизнь!
Уго на секунду останавливается перед Ковой, а потом решительно идет к двери. Кова следует за ним.
— Но ведь и ты тоже начал тогда кое-что зарабатывать, снимался в рекламе…
— В рекламе? Реклама — полное дерьмо, дерьмовое дело во всех отношениях. Если ты там не на первых ролях, не стоит и связываться…
— Но другие тоже так начинали.
Кова идет следом за Уго до самой гостиной. Это просторная, очень светлая комната, где много воздуха, она соединена с большой кухней, которая сверкает прямо-таки вызывающей чистотой и оттого выглядит так, словно ею никогда не пользуются. Уго внезапно застывает посреди гостиной и оказывается перед Ковой, а та от неожиданности чуть не налетает на него.
— Хватит! Пожалуйста, замолчи! — Уго впервые повышает голос. — Я не желаю снова заводить все тот же спор. Ты ведь… ты ведь просто хочешь довести меня до белого каления, чтобы я не…
— Неправда! — перебивает его Кова.
— Во всяком случае, выглядит это именно так! Так! Ты просто из кожи вон лезешь, просто не знаешь, что еще придумать, чтобы вывести меня из терпения. Ты изо дня в день капаешь мне на мозги, напоминаешь, что я не сделал того, что должен был якобы сделать, и не сумел стать тем, чем мог бы стать!
Какое-то время оба молчат, стоя лицом к лицу. Глаза Ковы покраснели, в них блестят слезы, губы дрожат, она пытается снова заговорить, и наконец ей это удается, хотя голос прерывается от сдерживаемых рыданий.
— Я ведь просто хочу помочь тебе… Я хочу, чтобы тебе было хорошо. А тебе плохо, Уго… Ты вечно в дурном настроении, ты несчастлив…
— А кто счастлив? Ну скажи! Кто бывает счастлив в сорок пять лет, зная, что… каждое утро надо вставать и бежать на работу… чтобы вкалывать как проклятому… И никуда тут не денешься. Такова жизнь, милая моя, жизнь, а не новомодные курсы релаксации.