Было сладко так лежать без мыслей, без движения, словно в детстве после долгой болезни.

Сквозь белые занавески пробивалось яркое солнце, чирикали птицы за окном; в комнате пахло лекарством, и что-то милое, давнее вспоминалось; не было и следа той тупой досадной тоски, которая владела Наташей накануне.

Сложив бессильно руки но пушистом белом одеяле, она улыбалась необычайной какой-то радости, охватившей ее в этой высокой, обставленной уютно старомодной мебелью, чужой комнате.

В такой ласковой дремоте прожила Наташа несколько дней, будто отдыхая после трудных дней напряженной, тяжелой работы.

Приезжал земский врач Василий Васильевич — молодой, но уже совсем лысый, с рассеянными печальными глазами, осматривал больную и отвечал неопределенно; перелом ноги находил не совсем благополучным; надеялся, что срастется без последствий, но беспокоило его сильное малокровие, на которое раньше не обращали внимания, так как Наташа вид всегда имела цветущий. Прописал для укрепления вино. Вместе с легкими изысканными кушаньями подавали всегда Наташе крепкую благоухающую мадеру.

От вина туманилась сладко голова, и весь день проходил как в полусне.

Александра Львовна нахвалиться не могла любезностью и заботливостью Чугуновых. Каждое утро горничная, подавая кофе, говорила:

— Его сиятельство приказали узнать о здоровье.

В полдень, постучав в дверь, входила сама княгиня Елена Петровна, легкой, будто молодой походкой подходила к Наташиной кровати эта невысокая, худенькая женщина с бледным энергичным лицом и белоснежными волосами в старинной прическе.

Еще не видя ее, Наташа чувствовала ее приближение по какому-то ласкающему шелесту платья, по нежному, острому благоуханию ее духов.

Елена Петровна целовала Наташу в лоб и садилась около ее постели, говорила всегда весело, как-то слишком чисто выговаривая русские слова и часто переходя на французские.

— Ну, мы совсем молодцом, моя прелестная нечаянная гостья. Доктор очень хвалит свою пациентку. Скоро мы поедем верхом, то есть я предпочту шарабан, а вы — с молодежью, и будете скакать на белом коне, как маленькая принцесса.

Невольно от ее слов улыбалась и Наташа, и Александра Львовна, и мальчики, если им случалось в это время тут быть.

— Ну, поправляйтесь, моя милая крошка, — говорила княгиня и уходила.

— Вот это — женщина, сразу видна голубая кровь, — восхищался Андрей Федорович.

Александра Львовна не отходила от больной. Она старалась всегда быть бодрой и веселой, читала Наташе; тихо, иногда по целым часам, разговаривали они, вспоминая события прошлого, мечтая о будущем, о каких-то поездках, об Италии, где когда-то в молодости была Александра Львовна. Только раз как-то в сумерках не выдержала Александра Львовна и вдруг совсем неожиданно заплакала.

— Не нужно, мамочка милая. Ну что с тобой? Измучилась ты подле меня. Погоди, скоро встану, — ласково гладя мать, целуя руки ее, утешала Наташа, будто старшая младшую.

— А вдруг на всю жизнь, на всю жизнь хромо… — едва выговорила сквозь слезы Александра Львовна.

— Ну, буду с костылем ходить, в монастырь поступлю, а сейчас мне так хорошо, и что бы ни случилось — будет хорошо, — говорила Наташа с тихой улыбкой.

Через две недели Василий Васильевич снял гипсовую повязку и поздравил с благополучным исходом: нога срослась отлично. На третью неделю он позволил, наконец, встать с постели.

Наташа с вечера долго не могла заснуть от волнения. Привыкшая к неподвижности, она почти не верила, что может двигаться, ходить, бегать, и вместе с тем слова доктора будто нарушили то дремотное спокойствие духа и тела, в котором находилась она столько дней, сразу захотелось после ласковой тишины какого-то оживления, шума, событий, быстрых движений. Едва дождалась Наташа, пока встала Александра Львовна, умыла Наташу, причесала волосы и натянула, наконец, на больную ногу чулок. Опираясь на руку Александры Львовны и трость, Наташа сделала несколько робких, неумелых шагов. Казалось, ветерок, врывавшийся в открытое окно, мог повалить ее.

Голова закружилась, и Наташа почти упала в глубокое кресло у окна.

— Как хорошо, как хорошо, — повторяла она, закрывая от слабости глаза, а Александра Львовна едва сдерживала слезы, глядя на дочь.

Перед завтраком пришла княгиня.

— Поздравляю, — сказала она, — поздравляю. Наконец-то наша птичка покинет свою клетку и будет сегодня весь день с нами.

Входя в столовую, с любопытством рассматривая чудесную обстановку княжеского дома, Наташа очень удивилась, когда навстречу ей, отложив газеты, поднялся высокий, плотный молодой человек.