Кирилл и сам не в хоромах вырос, детдомовский, но все же у него мечта, цель, он понимает, что не зря родился, что есть у него предназначение.А Светке все на свете было по хую. Трахаться могла сутками, это да, а больше ее, по сути, ничего и не волновало. И никаких денег она домой не посылала, оказалось — туфта, одни разговоры.

Ну, а потом случилось то, что случилось. А какда почему,никто на самом деле этого никогда не узнает, это Кирилл уже точно понял.

Пустые все хлопоты!

Ясно, что несчастный случай, но уж больно он какой-то нелепый. Уж такой случайный,что случайней и не бывает. А даже если это не так, то милицейский мудак Горлов все равно ни в жисть ни до чего не докопается, у него на роже написано, что он полный мудак.

Это, кстати, у Светкиной матери, несостоявшейся его тещи, что на похороны приезжала, возникли какие-то непонятные подозрения. Но Кирилл сразу понял, что лучше об этом забыть. Потому что толку от милиции по-любому не будет, это только в кино менты все моментально раскрывают, а на поверку проку от них очень мало. Куда легче им записать происшествие несчастным случаеми забыть, чем еще один висякна себе числить, статистику портить.

Снова резко зазвонил телефон.

Кирилл повернулся, брезгливо взглянул на дребезжащий аппарат. Еще кому-то неймется в субботний вечер!

И кто бы это мог быть?..

Может, капитан Горлов легок на помине? Хочет порадовать-поделиться блестящими раскрытиями новых преступлений!

Или хромоножка Курочкина вспомнила, что у нее завтра срочный заказ и хочет перенести его визит?

Телефон продолжал назойливо верещать.

Кирилл снова вздохнул и потянулся за трубкой.

— Здравствуйте, — услышал он нежный девичий голос. — Это Кирилл?

— Кирилл, — без всякого энтузиазма подтвердил он. — А вы кто?

— Я — Даша. Светина сестра. Помните, вы нам звонили? Когда Свету… — она поискала слово ( явно не хотела говорить «убили»!), — когда Света умерла.

— Да, помню, — ответил Кирилл, смутно припоминая тот единственный короткий разговор с Дашей. — Вы откуда?

— Из дома. Я с Кривого Рога звоню.

Она замолчала.

— Так, — сказал Кирилл, не зная, что еще говорить. — Но Свету похоронили, и все… Дело давно закрыто…

— Я понимаю, — прервала его Даша. — Я не поэтому звоню. Я в Москву еду.

— Ага, — кивнул Кирилл. — И когда же?

— Во вторник приеду. Я уже билет взяла.

— Понятно, — проговорил Кирилл.

На самом деле совершенно не понимал, зачем Даша прется в Москву.

— И надолго?

— Не знаю, — призналась она. — Как получится.

Снова наступила пауза.

— Я слушаю, — напомнил Кирилл.

— Я сейчас тут оставаться не могу, — извиняющимся голосом пояснила Даша. — У нас несчастье, у бабушки крыша поехала, ее в психушку забрали. Говорят, насовсем… А мама пьет по-черному, ругается… В общем, я решила уехать. А в Москве у меня нет никого, вот я вам и позвонила… Вы извините… Я все равно хотела на кладбище съездить… Ведь в следующую среду сорок дней будет. Я же тогда не смогла на похороны, с бабушкой сидела…

— Хорошо, я вас встречу, — безнадежно произнес Кирилл. — Подождите.

Он положил трубку на постель, встал, пошел по квартире в поисках бумаги и ручки. Час от часу не легче! Сначала Курочкина, теперь юная Даша на его голову…

Сколько, интересно, лет этой Даше?

Кажется, то ли шестнадцать, то семнадцать… Ребенок, одним словом.

Цацкайся теперь с ней!

Но ведь не откажешь…

Ну, да ладно, пару дней он ее потерпит, а потом что-нибудь придумает.

Кирилл нашел блокнот, карандаш, вернулся к телефону:

— Говорите, я записываю. Какой поезд, номер вагона, во сколько прибывает?

Звонок раздался вовремя, семь часов только-только пробило. Людмила Борисовна улыбнулась. Мальчик не позволил себе опоздать ни на минуту, это хороший знак.

Она в последний раз оглядела себя в зеркале. Свободное синее платье с белыми оборками скрадывало ее грузную, приземистую фигуру, выгодно подчеркивало давно обвисшую, но все еще пышную грудь. Волосы она покрасила еще накануне в светло-каштановый цвет, выпрямила их, сейчас они элегантно падали на плечи. Красавицей ее, конечно, не назовешь, тем более учитывая безобразную хромоту, но кто сказал, что любят только красавиц! Ефим ведь когда-то запал на нее, да еще как запал!Никакая хромота его не остановила.