И вот тебе на! Вот тебе и все расчеты, планы и вероятности!

То ли организм Карины решил всех удивить, то ли ее сознание уж очень сильно хотело сделать ему приятное. Настолько, что и тот дикий, животный страх, который Костя видел в ее глазах в эти две недели, прошедшие с памятного разговора в ванной, не смог ей помешать забеременеть.

Эта мысль ужалила очередной раскаленной иглой вины, заставив Костю чуть сильнее обнять Карину. Она все это время лежала в его объятиях молча и практически полностью неподвижно. Но в ответ на усилившуюся хватку его рук, сдавленно охнула.

— Все нормально? — Тут же забеспокоился Костя.

— Нет. — Едва слышно ответила Карина, не открывая глаз. — Если ты и дальше будешь меня тискать — меня вырвет. На тебя.

Похоже, ему угрожали. Слишком уж подозрительно она стиснула губы, словно пряча улыбку.

— Ради Бога, переживу. — Улыбнулся Костя, и погладил щеку Карины. — Все равно, ты ничего не ешь, практически. Не страшно.

Она слабо фыркнула в ответ. И тут же скривилась сильнее прежнего.

— Слушай, мне очень нравится твой одеколон, но давай, ты пока не будешь злоупотреблять им? — Теперь, по-настоящему жалобно попросила жена.

Учитывая то, что вечером он принимал душ, а утром еще и не думал ничем пользоваться, Константин пришел к выводу, что в ближайшие месяцы ему вовсе придется отказаться от любых средств, имеющих хоть какой-то аромат.

— Договорились. — Он немного отстранился и посмотрел в ее напряженное лицо. — Ты как? Готова попытаться встать и спуститься в столовую? Или принести что-то сюда.

— Я не хочу есть, Костя. — Голос Карины прозвучал жалобно, словно у маленькой девочки.

Да и выглядела она измученной. Ему до ломоты в зубах не хотелось ее заставлять. Но у Кости имелись четкие предписания врачей, удивленных состоянием Карины не меньше него самого.

— Хорошая моя, ты же знаешь, что тебе станет лучше, как только что-то съешь. Мы же вчера пробовали. И позавчера. — Так теперь начиналось каждое их утро. Но ему ли жаловаться?

Да и понимал Костя, что она не капризничает и не впадает в истерику. Карине действительно было плохо. И пусть, частично, настолько тяжелый ранний токсикоз вызывал как раз подсознательный страх и отторжение Кариной своего состояния, он и не думал ее упрекать.

Валентин, уже успевший за эту неделю по его распоряжению (да и по собственной инициативе) изучить «тонны» специализированной литературы по психологической стабилизации беременных (что не являлось его профилем), вчера очень доходчиво все объяснил Соболеву. После того, как закончил вычитывать ему.

С еще одним вымученным вздохом Карина открыла глаза и покорно села в кровати. Костя приобнял ее за плечи, поддерживая, пока она пережидала новый приступ накатившей тошноты.

— Сейчас спустимся, Фил снова причитать начнет, что ты отощала. — Попытался развеселить ее Костя.

Хотя, видит Бог, он и сам был согласен со своим эконом, трясущимся теперь над Кариной пуще курицы-наседки. За эти дни его жена умудрилась потерять в весе. И это беспокоило всех.

— Судя по тому, что мне известно о беременных, через несколько месяцев вам с Филом придется волноваться уже о другой стороне проблемы, и ограничивать меня в еде. — Ехидно, несмотря на самочувствие, заметила Карина.

И поднялась, медленно, плавно. Откинула с лица волосы, так, что солнце заиграло на светлых прядях, которые до жути ему нравились. О чем он, правда, не рискнул сообщить Карине, просто заметив, что ее новый образ «прекрасен», как и старый, впрочем. Хотя, самому себе, Соболев не мог не признаться, что расценивает эту, проступившую в ней мягкость, как свою награду. Что-то, типа, медали «За отвагу» в его молчаливой, но упорной борьбе. За то, что, несмотря на ее давние слова: «кто ты, а кто я?», все равно ввязался в борьбу за свою женщину.

И Константин любовался женой при любой возможности.

Вообще, Карина не утратила, на его взгляд, ни грамма своей привлекательности. Может, он просто озабоченный? Не полезь к ней тогда, когда ему сказали оставить жену в покое — и не было бы сейчас проблемы…

Карина вдруг тихо засмеялась, заставив его вопросительно вздернуть бровь.

— Знаешь, это почти дико на мой взгляд, но, кажется, впервые мысль о том, что я могу стать толстой — пугает меня. — Призналась Карина, принимая предложенную им руку. — Всю жизнь я старалась сделать что угодно, лишь бы стать образиной, а теперь — боюсь этого.

— Ты не станешь образиной. — Он рассмеялся. Совершенно искренне. — Думаю, даже если очень постараешься, ничего не выйдет. И толстой, тоже…

— Бред. — Карина уже хмурилась. Смены ее настроения теперь иногда вгоняли его в ступор на пару секунд. Приходилось быстро перестраиваться и угадывать, о чем же она думает. — Я презирала истеричек всю свою жизнь. Все эти закатывающие глаза дамочки, которые хватались за свои животы и требовали от окружающих повышенного внимания… Боже, они вызывали у меня отвращение! А теперь? Я говорю, как они! «Я стану толстой!». И тебе приходится меня успокаивать. — Огорченно протянула Карина. — Прости. — Она почти виновато глянула на Костю.