Шрифт:
Арман покраснел, а потом побледнел.
— Боже мой, — пробормотал он, — не ты, а я должен заслужить любовь! Наверное, ты просто смеешься надо мной. Не ожидал этого от тебя…
Она снова взяла его руку и нежно прижалась к ней щекой.
— Мой дорогой малыш Арман, — серьезно сказала она. — Ты просто прелесть. Без тебя я бы вообще не знала, как жить дальше!
Он тоже взял ее руку и поцеловал в ладонь.
— Любовь моя! Я не заслуживаю такого огромного счастья!
Рейни пробежала пальцами по его каштановым волосам и поспешно заговорила:
— Нам будет очень хорошо вместе. Ты сделаешься знаменитым художником и напишешь множество портретов своей жены. Это будут настоящие шедевры. Я буду помогать тебе в твоей работе архитектора. Мне очень нравится профессия дизайнера… Мы останемся жить во Франции, ладно? Мне незачем возвращаться в Лондон. Разве что на несколько дней. Мы будем жить в Шани. Построим новый дом или поселимся в том крыле замка, которое нам отведет бабушка… И наше обручение будет не в Лондоне, а в маленькой здешней церкви…
Арман слушал и не верил собственным ушам. Это был какой-то чудесный сон. Он стал покрывать ее руку жаркими поцелуями, а Рейни вдруг попросила:
— Дай-ка мне этот журнал!
Арман наклонился, поднял журнал и протянул его Рейни, которая без колебаний вырвала страницу с фотографией Клиффорда и, разорвав на мелкие кусочки, пустила по ветру.
— Ну вот, — сказала она, радуясь, как ребенок, — теперь ты видишь, как я к нему отношусь!
Ему от всей души хотелось ей верить, но он боялся, как бы это не оказалось следствием опасного эмоционального потрясения. Впрочем, он слишком любил ее, чтобы возражать.
— Любимая, клянусь, я все сделаю, чтобы ты была счастлива!
Она и сама почти уверилась в происходящем. Как бы то ни было, но это была разрядка, и Рейни почувствовала, что на душе стало легче. Разорвав фотографию Клиффорда, она решила, что больше никогда не будет страдать из-за этого человека. Пусть она эгоистка, но она позволит Арману любить себя, несмотря на то, что сама его не любит…
Прошел час или два, и Рейни была счастлива, почти как Арман. Взявшись за руки, они бежали навстречу волнам, а потом вместе плавали. Потом Арман отвез ее в Шани.
— Я должна сказать мамочке и бабушке, что мы решили пожениться, — заявила она. — Приходи вечером, и мы это отпразднуем. Мы поужинаем дома, а потом, если захочешь, поедем куда-нибудь потанцуем. Мне очень нравится танцевать с тобой. Ты помнишь, Арман, как на балу у Дженнифер мы первый раз танцевали с тобой вальс?
Еще бы он не помнил! В его памяти хранились все мельчайшие подробности, связанные с Рейни. Ведь он влюбился в нее с первого взгляда и много страдал, пока она была влюблена в недостойного человека… Теперь он лишь молил Бога, чтобы ее решение не оказалось сиюминутным и безумие этого великолепного солнечного дня продолжалось вечно…
По дороге в Шани Арман остановил автомобиль в маленькой роще и выключил мотор.
— Милая, ведь я еще ни разу не целовал тебя, — сказал он, повернувшись к Рейни.
Она улыбнулась. Он обнял ее и поцеловал. За одно прикосновение к этим нежным алым губам он был готов пойти на смерть. Даже если потом Рейни уйдет от него — все равно, сейчас он был счастлив. Он забыл и о Клиффорде, и об Ивонн…
Несмотря на то, что Рейни искренне хотела ответить ему взаимностью (тем более что его поцелуй был сладостным и проникновенным), но какая-то частичка ее души по-прежнему оставалась холодной и черствой… Слишком много страсти она вложила в любовь к Клиффорду. Когда Арман оторвался от ее губ, то увидел, что ее глаза наполнены слезами.
— Почему ты плачешь, любимая? — пробормотал он, осушая поцелуями ее слезы.
Она не ответила, а он больше не спрашивал.
15
— Полагаю, что это событие нужно отпраздновать, — сказала графиня де Шани. — Моя мигрень прошла, и я с удовольствием поужинаю с вами. Пришлите ко мне Елену и проследите, чтобы заморозили шампанское. Мы поужинаем, а потом вы, молодые люди, можете отправиться в Канны потанцевать. Я так счастлива. Честное слово, очень счастлива!
Рейни и Арман стояли у постели графини. Шторы были опущены, и в комнате веяло приятной прохладой. Андрина де Шани устроилась среди огромных прямоугольных подушек и казалась очень тоненькой и хрупкой в легком муслиновом пеньюаре. Лоб у нее был перевязан белым полотняным шарфом, но на глазах сверкали слезы радости. Для нее не было большего счастья, как полюбоваться на эту пару — любимую внучку и молодого архитектора, к которому она успела привязаться всей душой.
— Какая радость! — восклицала графиня. — Нужно послать телеграмму твоей маме, Рейни.