По мне, так у Богоматери рот кривоват маленько, зато ручки у нее и у ангела, который, кстати похож на девушку, такие ручки, что хочется поцеловать, — каждая тенька на своем месте и кажется нельзя передвинуть ее ни влево, ни вправо, ни на волосок. Ножки у ангела босые, тоже — девичьи, самых совершенных форм, а Богоматерь в сапожках. Одежды сделаны, конечно, неповторяемо… Эту за большие деньги купил Его Сиятельство граф Сергей Григорьевич… И выпало мне на счастье не одним, а целыми двумя глазами поглядеть на то, что другие век свой не глянут. А поглядишь, и смотришь — научился, чувствуешь прилив сил к работе. Благодарение Создателю, что привел меня к живописному делу». [106]

Э. Липгарт приписывал ценную покупку влиянию сочинений Алексиса-Франсуа Рио (1797–1874), что «были продиктованы пылкой и увлекающей верой, которая распространила тогда свое благотворное влияние на целое поколение». [107]

Действительно, книга «De la po'esie chr'etienne dans son principe dans sa mati`ere et dans ses formes» («Поэзия христианства как принцип материи и формы»), задуманная как первый том обширного издания «Art chr'etien» («Христианское искусство») была издана в 1836 году, то есть накануне путешествия Строгоновых в Италию и весьма вероятно могла его хотя бы отчасти инициировать. [108]

Подведем итоги. Осенью 1839 года дети графа Сергия Григорьевича проехали от австрийской границы до Неаполя, в окрестностях которого провели время на Искии и Соренто, затем осенью 1840 года вернулись в Рим, где на этот раз провели полгода, весной 1841 года они вновь поехали в Неаполь и, наконец, осенью того же года во второй раз пересекли Италию с юга на север.

Можно утверждать, что полугодовое пребывание возле Испанской лестницы для 17-летнего Павла и 11-летнего Григория, будущих выдающихся собирателей, уже подготовленных Южной Италией, стало главным впечатлением жизни. Мы видели это уже относительно Павла. В скором времени последует рассказ о Григории. Путешествие вдохнуло новую жизнь в невский дом, хотя бы отчасти, и создало два новых строгоновских дома, один из которых — на Сергиевской улице уже описан.

Когда в марте 1845 года умерла С.В. Строгонова, ее дочь Наталья, жена Сергея Григорьевича, вступила в права наследования согласно акту о нераздельном имении, составленном ее отцом в 1817 году. Возникла забавная, но не уникальная юридическая ситуация: муж жил в доме, принадлежащем жене. Ее подтверждением является конверт письма, посланного, судя по печати, кем-то из Строгоновых, 10 мая 1860 года, из Веретеи (одно село с таким названием располагается в Ярославской губернии, другое — в Смоленской).

Послание адресовано «Его сиятельству господину генерал-адъютанту генералу от кавалерии члену Государственного совета графу Сергию Григорьевичу Строгонову». Курьезом являются самые нижние строки: «В Санкт-Петербурге в доме Графини Натальи Павловны Строгоновой по Невскому проспекту у Полицейского моста». Согласно акта о нераздельном имении жена господина графа являлась владелицей нераздельного имения и входившего в него дома. Хотя Сергей Григорьевич добился указа о собственном управлении, конверт доказывает, что собственницей дома оставалась Наталья Павловна.

В данном случае фактически всеми делами управлял муж и, страдая в силу характера от странного положения дел, добился указа императора Николая I, согласно которому, передав несколько ранее в ведение государства Рисовальную школу, Сергей Григорьевич пожелал потратить излишки средств на иной проект, описания которого не сохранилось.

Можно предположить на основе поступков Строгонова, что суть его составляло возрождение иконописной традиции. Прежде всего, Сергей Григорьевич решил вернуть себе хотя бы часть тех из 1350 сольвычегодских икон, которые в 1822 году, после пожара, покинули Благовещенский собор. В 1826 году в беспоповском скиту Николая Папулина Строгонов видел некоторые из них, но не имел тогда возможности их заполучить. В 1840-х годах в Москве насчитывалось уже более ста частных иконных собраний, где находились произведения строгоновской школы. Они высоко ценились. Д.А. Ровинский в «Обозрении иконописания в России до конца XVII века», изданном в 1846 году, восторгался строгоновскими иконами, считая их высшим достижением русского искусства за все века его существования.

Конверт письма С.Г. Строгонову, найденный на чердаке невского дома в конце 1980-х годов

Именно тогда Строгонову, благодаря дружбе с московским митрополитом Филаретом, представился случай заполучить родовые шедевры и себе. Ф.И. Буслаев писал в своих воспоминаниях: «В царствование императора Николая Павловича строго преследовались раскольники. Между прочим, дано было приказание полицейским чинам отобрать раскольничьи иконы из молелен в их домах и скитах, а потом как запрещенный товар доставлять в назначенные на этот предмет склады. Граф узнал, что в сарае одного из московских монастырей свален целый обоз этой конфискованной контрабанды, и отправился к митрополиту Филарету с просьбой, чтобы он разрешил ему отобрать из этого склада, что окажется пригодным для его собрания старинных икон. Филарет удивился, какой может быть прок в этом хламе, который он уже обрек на дрова и подтопку монахам того монастыря, но соблаговолил уступить просьбе графа и позволил ему распоряжаться в монастырском сарае сколько угодно». [109]

В 1846 году по Высочайшему повелению уничтожили молельные при раскольничьей богадельне купца H.A. Папулина. В октябре того же года иконы оттуда поступили в кладовые Ипатьевского монастыря в Костроме. В марте 1847 года граф Сергей Григорьевич обратился к обер-прокурору Святейшего синода Филарету с просьбой о передаче ему конфискованного собрания «как памятников христианского благочиния его предков». Согласно воле императора, 231 икону передали в полное распоряжение графа. 22 декабря его поверенный их получил и переслал в ящиках в Москву. Таким образом, во владении Строгонова оказались иконы местного и пядничного рядов иконостаса Благовещенского собора в Сольвычегодске.