Я помотала головой, сглотнула комок в горле и невольно спустилась на несколько ступенек.

— Что это было? — тревожно спросил Туве.

— Где?

— Что-то случилось.

Он пытливо смотрел на меня, а я растерянно молчала. Даже если бы захотела объяснить, то не смогла бы подобрать нужные слова. Да и о чем тут говорить? Все это лишь игра моего воображения.

— Интересная ты.

— Спасибо, — пробормотала я.

— Мне неприятно это делать, когда ты так напугана, но мне нужно очистить сознание.

Он устремил взгляд на люстру, и у меня перехватило дыхание. Тяжелые подвески начали тихо позванивать, раскачиваться. Я хотела крикнуть, но горло свела судорога. Хрустальная громадина раскачивалась все сильнее и сильнее.

— Хватит! — вырвался у меня хриплый вопль. — Хватит!

— Прости. — Туве прикрыл глаза и выдохнул.

Я не могла оторвать глаз от люстры, смотрела и смотрела, пока та не перестала качаться.

— Я должен был что-то сделать. А кроме люстры здесь перемещать нечего. За исключением тебя, конечно, но я подумал, что тебе это понравится еще меньше.

— Зачем тебе вообще понадобилось что-то перемещать?! И вон стоит ваза! А вон подставка с зонтиками! И ты мог бы выйти на улицу!

Паника схлынула, уступив место пульсирующей ярости. Я крепко сжала кулаки.

— Когда тебя переполняет страх, от тебя исходит мощный импульс, ты проецируешь свои ощущения. А для меня это единственный способ успокоиться. Большинство, наверное, не чувствует твоих волн, но я слишком восприимчив. А когда я что-то перемещаю, то сосредотачиваюсь на объекте и блокирую все входящие потоки. Ты слишком сильная. Прости.

— И все равно незачем было так пугать.

— Как жаль. — Туве глядел на меня с удивлением и сожалением. — Остальные даже не узнают, кто ты на самом деле. Все сейчас такие слабые, что даже не поймут, насколько ты могущественна.

— О чем ты? — Злость мгновенно испарилась.

— Твоя мать очень сильная, — в голосе Туве послышалось восхищение, — но не настолько, как ты. И даже, возможно, не настолько, как я. Ее сила сияет и потрескивает, подобно тысяче молний. Когда она входит в комнату, воздух буквально намагничивается. А все остальные… — Туве покачал головой.

— Ты имеешь в виду, все остальные трилле? — на всякий случай уточнила я.

— Когда-то благодаря нашей силе вращалась Земля.

В голосе Туве звучала грусть, однако он уже не казался напряженным. Видимо, раскачивание люстры действительно помогло.

— Буквально или это такое образное выражение?

— Буквально. Мы могли создавать горы, поворачивать реки вспять. — Он театрально развел руками. — Весь мир, что окружает нас сейчас, сотворили мы! Нас переполняла магия!

— А сейчас в нас разве нет магии? — спросила я, удивляясь его страсти.

— Никакого сравнения. Когда у людей появилась собственная магия, свои технологии, все изменилось. Власть и деньги постепенно утекли к людям, и мы начали доверять им воспитание наших детей. — Он фыркнул. — Подменыши перестали возвращаться, когда поняли, что мы не можем предложить им ничего особенного.

— Но мы же с тобой вернулись, — заметила я.

— Ваша садовница, благодаря которой круглый год все цветет в вашем саду, — маркиза! — Туве махнул рукой в сторону сада. — Садовница! Я, конечно, не социолог, но если уж самые влиятельные представители общества работают садовниками, значит, в обществе проблемы.

— Тогда… почему она садовница?

— Потому что больше никто на это не способен. Настали времена, когда никто ни на что не способен! Все слишком зациклились на человеческой системе. Со всеми этими дизайнерскими платьями и дорогими побрякушками. Одержимость богатствами всегда была нашей главной слабостью. — Его губы скривились от отвращения.

— Ага, — кивнула я. — Но твоя мать по этой части всех переплюнет.

— Знаю. — Его лицо вдруг смягчилось. — Я ничего не имею против людей. Хотя, послушав меня, этого и не скажешь.

— Ты слишком эмоционален, вот что.

При нашей первой встрече я сочла, что его рассеянность — проявление скуки и высокомерия. Но теперь поняла, что виной тому его способности. Дар вызывал у него нечто вроде синдрома дефицита внимания. Но оказывается, Туве еще и честен, чего за трилле я пока не замечала.

— Возможно. — Он улыбнулся смущенно.

— Сколько тебе лет?

— Девятнадцать. А что?

— Откуда тебе столько известно о прошлом? Ты так все описываешь, будто сам при этом присутствовал. Будто сам был тому свидетелем. Или ты помешан на истории?