Вон оно что… Он не подглядывал, он ко мне в спальню пробраться захотел. Странно, но догадка эта почему-то меня вдруг успокоила, страх рассеялся. Я встала и подошла к окну, успев бросить взгляд на свое отражение в зеркале. Чучело то еще: пижама мешком, волосы всклокочены, глаза опухшие.

Та часть моих извилин, что еще не сбрендила окончательно, велела не пускать Финна в комнату. Мало ли чего взбредет в голову психу. А кроме того, Мэтт за стенкой может услышать что-то, и тогда нам обоим не жить.

Я остановилась у окна, горделиво скрестила руки на груди и надменно уставилась на непрошеного гостя. Пусть знает, что я оскорблена до глубины души.

Вообще-то я не обижаюсь по пустякам. И уж точно никогда не показываю, насколько обижена. Но на этот раз мне хотелось продемонстрировать свои чувства, пусть Финн знает, что я ему ничего не спущу.

— Венди, прости, — донесся приглушенный голос.

Лицо Финна и вправду выражало раскаяние. А вдруг он на самом деле искренен? Но я не стану торопиться с прощением. А может, и вовсе никогда не прощу.

— Чего тебе? — спросила я.

— Извиниться. И поговорить… Это важно.

Я разрывалась между благоразумием и любопытством.

— Пожалуйста, Венди!

Наплевав на здравый смысл, я открыла окно, быстренько отошла и села на кровать. Москитную сетку я оставила — пусть сам с ней ковыряется. С поразительной легкостью Финн вынул сетку, и я тотчас начала подозревать, что он не впервые пробирается в чужие спальни.

Осторожно спрыгнув с подоконника, он закрыл окно и оглядел комнату. Я невольно покраснела. У меня вечно страшный кавардак. Повсюду разбросаны шмотки и книги, у стены громоздятся коробки, из которых тоже торчит тряпье.

— Так чего ты хотел? — мрачно спросила я.

— Прости меня, — повторил Финн все с той же искренностью. — Я не должен был тебе грубить. — Он помолчал и добавил: — Я не хотел тебя обидеть.

— Но обидел, — отрезала я. — Почему?

Он облизал губы, вздохнул, но ничего не ответил. Получается, намеренно меня обидел, так? Это была не случайность и не проявление дурного нрава. Похоже, он все спланировал.

— Не хочу тебя обманывать. Но, поверь, это вышло ненароком, я не собирался говорить тебе ничего подобного. Большего сказать не могу.

— А по-моему, у меня есть право знать, в чем дело! — Я чуть не сорвалась на крик, но вовремя вспомнила про Мэтта за стенкой.

— Я затем и пришел, чтобы все рассказать тебе. Все объяснить. Обычно это так не делается, и мне пришлось сначала позвонить. Поэтому я так поздно. Прости.

— Позвонить? Куда?

— Это касается того, что ты сделала с Патриком, — спокойно произнес Финн.

Я постаралась скрыть испуг.

— Ничего я с Патриком не делала. Не понимаю, о чем ты.

— Правда не понимаешь? — Финн сверлил меня взглядом.

— Н-не понимаю…

— Все ты понимаешь, — мрачно буркнул Финн. — Просто сама пока не знаешь, как тебе это удается.

— Ну… я просто очень… убедительна, — неуверенно протянула я.

Отрицать и дальше было бы глупо, но и признаваться я не собиралась.

— Вот именно, — согласился Финн. — Но сейчас это делать нельзя.

— Ничего я не делала! А если и делала, тебе-то что? Собираешься помешать мне?

И тут меня осенило, что я могу вот сейчас взять и закончить этот неприятный разговор. Я попыталась сосредоточиться.

Финн качнул головой:

— Со мной у тебя ничего не выйдет. Не такая уж это великая сила.

Я устала притворяться, что не догадываюсь, о чем речь.

— И что это за сила? — спросила я тихо.

— Это называется «убеждение», — серьезно сказал Финн, но понятнее мне не стало. — Технически это разновидность психокинеза. Умение управлять чужим сознанием.

От его обыденного тона мне окончательно сделалось не по себе. Он говорил так, будто мы задание по биологии обсуждали, а не потустороннюю чертовщину.

— А ты откуда знаешь про мою силу? Ты что, тоже экстрасенс? Как ты вообще понял, что я управляю людьми?

Он пожал плечами:

— Опыт.

— И откуда он у тебя?

— Это сложно. — Он нервно взлохматил волосы. — Для тебя это будет… необычно. Но я тебе не лгал и никогда лгать не буду. Ты можешь этому поверить?

— Посмотрим, — уклончиво ответила я.

Учитывая, что мы разговаривали всего пару раз, у него и не было настоящей возможности мне солгать. Но сам он, похоже, искренне верил в то, что говорил.