— Это он так говорит? — спросила как-то Настя.

— Нет, но у него голос грустный.

— Грустный? — Настя лишь неприятно усмехнулась и себе под нос пробормотала: — Интересно, с чего это он загрустил.

Как-то вечером позвонила свекровь. Поначалу ходила вокруг да около, спрашивала, как продвигаются дела с продажей квартиры, интересовалась тем, чем Вика в незнакомом городе занимается, потом перевела разговор на Настиных родителей и их внеплановый затянувшийся ремонт водопровода, и уже в конце осторожно спросила:

— Вы с Серёжей поругались?

Настя глаза к потолку подняла, словно надеялась, что на нём правильный ответ написан.

— Он жаловался?

— Насть, если бы он жаловался, я бы тебе этот вопрос не задавала, я бы знала.

— Да, наверное.

— Что? Да, наверное, поругались?

— Нет, здесь без «наверное».

— Этого только не хватало, — расстроилась Лариса Евгеньевна. — Что он натворил?

Настя с ответом медлила, сколько могла, но потом всё же сказала:

— У нас с ним всегда одна проблема.

Повисло молчание, свекровь раздумывала, затем осторожно поинтересовалась:

— И что ты будешь делать?

— Я думаю.

— Настя!

— Что? Лариса Евгеньевна, он мне клялся, он обещал мне, и не раз, вы же знаете! И что в итоге? Опять одни и те же оправдания! Не устоял, устал, заскучал.

— Он так говорит?

— Нет, конечно, но из всего, что он говорит, только это следует.

— Вот ведь поросёнок, — свекровь, кажется, всерьёз расстроилась. — Не понимаю, от кого у него это. Ваня вот никогда… Это точно в Аркадию! Она у нас любительница любовных романов!

Настя поневоле улыбнулась.

— Аркадия Львовна-то тут при чём?

— А в кого тогда?

— Это вырождение мужчин, как вида, — сказала Настя. — Так Лида говорит.

— Ты только своим родителям ничего не рассказывай, — попросила её Лариса Евгеньевна. — Не зачем им знать.

Эта просьба Насте не понравилась, она означала, что всё снова замнётся и её родители точно ничего не узнают, — правильно, зачем? — и, в конце концов, всё вернётся на круги своя. А Настя не была уверена, что хочет этого на этот раз. Вот только как сказать это свекрови? Которая ещё и усугубила всё следующим замечанием:

— Вы же о втором ребёнке подумывали.

Настя даже зажмурилась, чувствуя, как сердце болезненно сжалось. Да, такта Ларисе Евгеньевне всегда не хватало.

— Я поговорю с ним, Настя, — пообещала она напоследок. — Я так с ним поговорю. За ремень возьмусь! Никогда его не порола, и видно зря. Надо было.

На это обещание можно было только улыбнуться, но никакого удовлетворения или спокойствия в Настину душу оно не принесло. Хотя, думать о том, как Лариса Евгеньевна потрясает кожаным отцовским ремнём перед тридцатичетырёхлетним сыном, который на неё за это и в суд может подать, при его-то профессии, было довольно забавно.

— Ты же знаешь, что он тебя любит, — добавила Лариса Евгеньевна, когда Настя уже собиралась вешать трубку. — Он всегда тебя любил.

После этого захотелось плакать. Настя пожалела, что не может сказать свекрови правду, да никому не может, даже собственной матери. А как бы хотелось, хоть раз, чтобы выговориться наконец, облегчить душу, и понять — умрёт она без Маркелова или выживет. Сейчас же казалось, что без него останется лишь пустота. Всё самое главное в её жизни связано с ним. Дочка, их дом, даже её работа, она ведь всегда советовалась с мужем, когда собиралась что-то изменить в магазине. И смеялась или спорила с ним, слыша ответ. В голове всё ещё вертелась сводящая с ума мысль: как он посмел всё испортить в очередной раз?

За те несколько дней, что Настя обитала в бывшей родительской квартире, её посетили, кажется, все соседи, в основном, соседки, которые ещё помнили их семью. Расспрашивали о родителях, о том, как те живут на новом месте, всё ли у них в порядке, а сами Настю глазами ели, приглядываясь и оценивая. Она не спорила, понимая, что это бесполезно, и они не успокоятся, пока не выведают всё, что их интересует. Зато потом разговоров им хватит не на один месяц. Когда она появлялась на улице, с ней здоровались и опять же разглядывали, косились то на Вику, иногда вслух сравнивая её рыжие косички с Настиными когда-то, а то и на машину посматривали, неизвестно чему в ней удивляясь.

— Здесь все друг друга знают, — сказала Насте Вика дня через три после их приезда, и голос был растерянным. — Представляешь? Все друг с другом здороваются!

Настя улыбнулась.

— Это точно. Но многие здесь давно живут. Тебя это удивляет?

— Я думала, так только в бабушкиной деревне бывает. Там с ней тоже все здороваются, когда мы по улице идём.

— Так она учительница, её все знают.

Вика задумалась, голову рукой подпёрла, навалившись на стол, и забыв про обед.