— Меня украли, — прочитал Каборга. — Не беспокойтесь. Там, куда меня украли, хорошо и не скучно. И меня будут расчесывать каждый вечер. И каждое утро. И дадут целую бутылку чернил. А вам все равно надо завоевывать мир. Если что, пишите. Ну, — сказал он с удовлетворением, — это другое дело. Пошли!

Он положил на записку гребешок, оставил рядом свечу. Подошел к окну, вдохнул свежего воздуха.

— Нужно пройти по карнизу, там где-то моя веревка. Я спущусь с твоими вещами. Бери книги!

Он помог девочке перелезть через подоконник, и они осторожно пошли по карнизу, и весь залитый лунным сиянием мир был у их ног, и чистый ветер трепал одежду и волосы. Они добрались до крюка, Каборга потянул за веревку, вытянул вверх и обвязал девочку. Левой рукой она прижала к груди стопку книг, правой взялась за веревку, и Каборга стал бережно опускать девочку со стены. Наконец веревка ослабла. Каборга вытянул ее снова, отправил вслед нетяжелую связку тюков. Потом проворно спустился сам.

— Домой! — он подхватил тюки.

Они вышли ко рву. Лошадь Каборги бродила в стороне, пощипывая влажную ночную траву. Тукка и Тургубадук мирно спали на берегу, посеребренные полной луной.

— Тукка! Тургубадук! — окликнул негромко Каборга. — Подъем!

— А мы и не спим, хозяин, — разлепил веки Тукка.

— Мы сторожим, хозяин, — встрепенулся Тургубадук.

— Опять вы нас обманули, хозяин, — заскулил Тукка. — Здесь ведь нет никого!

— Мы тут все избродили, хозяин, — заныл Тургубадук. — Все обошли, но никого не нашли!

Они таращились на девочку со стопкой книг у груди. Она с любопытством смотрела на них, и глаза ее в лунном свете ярко сияли.

— Вообще никого, как сами все передохли, хозяин, — скулил Тукка, ковыряя алебардой землю. — Опять я напрасно брал с собой алебарду? Она у меня уже испортилась, что ей никого не режут!

— Это вы виноваты, хозяин, — ныл Тургубадук, тыкая пикой палые листья. — А теперь вы украли Волшебную силу, и война отменяется. Кого я буду колоть своей пикой? Она у меня уже заржавела, что ей никого не колют!

— И так ни головы по-человечески отрубить, ни на куски порезать!

— Кому теперь кишки выпускать?

Головорезы уставились на девочку и заканючили снова.

— А кто это такая, хозяин? — заскулил Тукка, указывая алебардой на девочку. — Из башни, да?

— Кто такая, хозяин? — заныл Тургубадук, указывая на девочку пикой. — А можно ее...

— Нет, — отрезал Каборга, помогая девочке взобраться в седло. — Эту нельзя.

— Ну хотя бы дубинкой огреть, хозяин, — чуть не плакал Тукка. — Ну хотя бы небольно... А то зачем я ее взял?

Они миновали поляну и пустились в обратный путь. Девочка, пристроившись за спиной у Каборги, оглядывала холмы, лес, зубья гор, отчеркнутые луной на горизонте, и прислушивалась к разговору.

— Хозяин, вы нас не любите! — пробормотал сонным голосом Тукка. — Мы к вам!.. Мы для вас!.. А вы? Вытянули из теплого замка, на ночь глядя.

— Хозяин, за что вы нас так? — пробормотал, зевая, Тургубадук. — Наобещали с три короба, а сами притащили какую-то вообще девчонку.

— И даже дубинкой огреть нельзя, — добавил Тукка убито.

— Сами виноваты! — огрызнулся Каборга. — Кто гонялся за ежиком? Кто застрял в канаве на полчаса? Кого пришлось отмывать? Я предупреждал! Вы думали, вас дожидаться будут? Подождем, дескать, полчасика, пока Тукка и Тургубадук не приедут, нас не порубят? Кишки не проткнут?

— Но он был такой славный, — пробасил Тукка. — У него были такие ушки, и носик!

— А еще у него были такие блестящие глазки, — прохрипел Тургубадук. — А как он пофыркивал!

— У него были такие иголочки! — басил Тукка. — Внизу черненькие, а сверху все серебристые.

— А коготочки! — хрипел Тургубадук. — Такие остренькие! Почти такие же острые, как моя пика.

— Нет, как моя алебарда, — возразил Тукка.

— Ну уж нет, — отрезал Тургубадук. — Как моя пика! Сейчас как дам тебе в ухо!

— А вот и дай! А я тебе в глаз!

— А я тебе...

— А я...

Девочка прыснула.

— Ну их, — отмахнулся Каборга. — Нам еще два часа ехать.

* * *