— Ну, какой же это молокосос, — торопливо возразил тот.

Я повернулся к мальчишке.

— Ты пришел на место Фиденсио?

— Да.

— А знаешь ли ты, что такое настоящий лес? А жечь уголь ты умеешь?

— Нет, но научусь.

Меня просто смех разобрал. Подумать только! Он научится! С этаким беленьким личиком жечь уголь! Это ему не в куклы играть!

— Как же, — сказал я, — научишься, если москиты не сожрут тебя раньше...

Он ничего не ответил и сунул руку в карман в поисках сигареты. Обдумав все, я попросил хозяина судна:

— Задержись на пару деньков, тебе, видно, придется увезти этот груз обратно. Ну, пошли.

Я зашагал было к плоту, но остановился:

— Как Фиденсио?

Хозяин парусника не слышал меня против ветра.

— Все так же, — сказал парень, но я даже не взглянул на него.

Мы прибыли ночью. За два дня до этого Мартинес зажег первый костер. Он весь был из хукаро и горел бесшумно. В воздух поднималось облако серого дыма. В стороне поблескивал огонек очага. Мартинес и Исленьо не спали. Это был час разговоров за кружкой крепкого кофе.

Как только плот подошел к берегу, я подал голос. Тут же мне откликнулись.

— Это остальные, — объяснил я своему спутнику.

— Сколько их? — спросил он.

— Четверо, но они стоят двадцати.

Когда мы подошли к очагу, Исленьо встал. Невозможно было различить что-либо, кроме сверкающих белков и жестяного кувшина в его руках. Я бросил взгляд на парня, затем на Мартинеса. Мартинес встал, сделал несколько шагов нам навстречу и спросил:

— Ты знаешь эту работу?

— Пока нет.

Затем произошло то, что я и ожидал. Исленьо бросил кувшин и подошел вплотную к новичку.

— Нечего сказать, хорош! Просили мужчину, а прислали сосунка.

Мартинес продолжал:

— Если не знаешь работы, ты тут не нужен. Тут парень потерял спокойствие.

— Ну, кое-что я могу делать!

— Конечно, ты наверняка умеешь очищать тарелки! — закричал Исленьо.

Но прежде чем он кончил, парень ударил его кулаком в лицо. Исленьо покачнулся и рухнул на лежавшие рядом стволы. Мартинес, Андрее и я кинулись к ним. Мартинес добежал первый. Он хоть и был намного ниже парня, но, схватив его за талию, бросил на стволы, как куклу. Исленьо выхватил мачете. Мартинес остановил его.

Исленьо спрятал мачете и вытер кровь с лица. Новичку тоже досталось. Я приподнял его с земли. Андрее побежал за дорожной аптечкой. Мартинес был очень серьезен. Вот такими же глазами он наблюдал за тем, как горели костры.

Через мгновенье парень пришел в себя. Он сплюнул кровь и сказал:

— Есть вещи, которые нельзя стерпеть.

— Завтра ты уйдешь отсюда, — откликнулся Мартинес.

— Хорошо, но я привез письмо от дона Бруно, — ответил он и вытащил листок бумаги,

Мартинес взял фонарь и молча начал читать. Затем он протянул письмо мне. В нем говорилось:

«Податель сего — мой родственник. Посылаю его вместо Фиденсио. Он молод и бесстрашен. Я дарю ему один костер из яны. Прошу принять моего родственника хорошо!»

— То-то я удивлялся его щедрости! Теперь он навязывает нам своего родственника! — заметил я.

Но Мартинес не обратил на меня никакого внимания. Он постоял, уставившись в землю, а затем произнес:

— Ладно!

И парень остался.

Мы все дальше и дальше забирались в лес.

В середине августа у нас уже было сложено три костра, и теперь мы снова могли заняться своим.

Парню мы все объяснили как есть.

— Этот костер наш, и Фиденсио получит свою долю. На этом костре ты ничего не заработаешь.

Он не произнес ни слова и продолжал работать, словно участвовал в доле.

Ночь, когда мы сложили костер и обложили его землей и дерном, была лучшей из всех, что мы провели на Кайо, несмотря на все наши мучения. Мартинес поднялся на самую макушку костра, чтобы зажечь его. Мы видели, как сосредоточенно он работал там, наверху, на гребне деревянной горы. Казалось, он стоит совсем близко к звездам, сверкающим над его головой. Костер удался на славу...

На третий день Исленьо пожаловался на боль в животе. Затем у него началась рвота. Ему пришлось остаться в ранчо. Теперь мы разговаривали друг с другом только о самом необходимом.

Опытный угольщик может выдержать при умеренном ветре до трех суток без сна, но когда появляются москиты, то нет такого святого, который не проклял бы эту жизнь. Не спасает даже дым черного мангле.

Наступила ночь, когда нам пришлось оставить парня одного следить за костром. Так приказал Мартинес, и мы, сказать по правде, в душе желали этого.