– Это прекрасно, – не выдержала Александра, – но, если ты борешься за дочь, почему в Москве, а не в Дании? И почему ты так боишься попадаться кому-то на глаза?

Маргарита судорожно выдохнула:

– Ах, господи, я думала, ты догадливее! Да я же в международном розыске!

Она схватила со стола пустую сигаретную пачку, заглянула в нее и в сердцах смяла.

– А ты на моем месте не попыталась бы увезти дочь?!

– Ты ее похищала! – ахнула Александра.

– Наконец, дошло!

Маргарита вскочила и нервно зашагала по комнате. Внезапно она остановилась и с крайним изумлением обвела взглядом стены, оклеенные дешевыми обоями, сборную убогую мебель, пыльные стекла не зашторенного окна. Женщина как будто впервые обнаружила себя в этом помещении. Поморщившись, она провела по лбу ладонью:

– Я наделала глупостей, совершила ошибку. Помчалась с Иоасей в аэропорт. Мне хотелось скорее исчезнуть… Я думала, ее хотя бы пару часов не хватятся… Но нас уже ждали! Я бросила девочку в аэропорту и сбежала! Я знаю, кто меня предал! Он один знал, что я делаю, один мог позвонить в полицию. Этот человек здесь, в Москве. Только он и мог это сделать. А самое ужасное, Сашка, что только он и может мне помочь вернуть Иоасю. И я не знаю, как быть!

– Кто он?

– Не спрашивай, – зло бросила в ответ подруга. – Адвокат, мой любовник, свинья – на выбор, это все о нем. Я сошлась с ним ради Иоаськи, думала, поможет мне ее отсудить. Опять же, надавал мне обещаний, и опять я, дура, поверила! Ничему меня жизнь, как видишь, не учит! А он меня продал ее бабуле! Дедушка уже помер, и теперь бабка вцепилась во внучку так, что когти не разжать! Старой грымзе одиноко в своем трехэтажном доме, барыне скучно с павлинами в саду!

– А может, стоит немного, совсем немного подождать, пока дело решится естественным путем? – робко предложила Александра. – Девочка в безопасности, в хороших условиях… Ничья жизнь не вечна… Скоро твоя дочь будет свободна, и тогда…

– Тогда?! – воскликнула Маргарита. – Что ты болтаешь?! Никакого «тогда» не существует! Иоасе назначат опекуна среди прочих родственников, ее отправят из окрестностей Копенгагена, где я хотя бы могу ее отыскать, туда, куда датский Макар телят не гонял! И все, все, понимаешь! До ее совершеннолетия еще очень далеко! Один раз мне удалось выпросить у нее прощение, но это не повторится! Когда я снова появлюсь, она может меня послать к черту! – Запнувшись и переведя дух, Маргарита выпалила: – Ты мне предлагаешь ждать, потому что сама никогда не была матерью!

– А ты… видимо… была… – От негодования, сдавившего горло, Александра еле выговаривала слова. – Ну да… Как же… Целый год… А потом…

– Прости! – Вспыхнув, Маргарита бросилась к ней, но Александра уже вскочила и отступила на шаг:

– Я вижу, ты сейчас не в себе, – проговорила она все еще срывающимся голосом. – Вот ключ. Устраивайся. Кажется, все есть, чтобы прожить… сколько потребуется.

– Сашка!

В голосе гостьи звенели близкие слезы, но художница, положив на стол, рядом со своей тарелкой, ключ, продолжила:

– Помочь я больше ничем не могу, уже и то чудо, что квартира освободилась накануне твоего приезда. Ну, живи. Я пошла к себе, наверх.

– Ради бога, прости! – Теперь Маргарита плакала. Однако она не посмела двинуться за подругой, которая отошла уже к двери. – Я действительно, не понимаю, что говорю, с ума схожу, нападаю на тебя на единственного человека, который мне помог!

Она бормотала еще что-то, но Александра не слушала.

Выйдя из квартиры, она плотно прикрыла за собой дверь и убедилась, что щелкнул язычок замка. Поднимаясь по лестнице, женщина чувствовала себя не столько оскорбленной, сколько опустошенной. «Получить два удара подряд по одному и тому же больному месту… Но самое ужасное – убедиться, что рана не зажила, что это никакой не шрам и ничего не затянулось. Но если мне еще больно, значит, чего-то я еще жду? Боль без надежды не живет. А надежды у меня никакой на этот счет не может быть…»

Поднявшись на третий этаж, она встретила Марью Семеновну. Сверкнув железными зубами, старуха осведомилась:

– Каково на новом месте? Новоселье справляла?

– Нет, почему вы решили? – остановилась Александра.

– А пахло-то из-под двери луком, жарким! – Марья Семеновна поправила плешивое боа, обвивавшее ее широкие мужские плечи поверх мужского же пальто, которое она донашивала за своим подопечным, скульптором. – Раньше ты вроде не готовила? Или важный гость?

– Вас не проведешь. – Художница невольно улыбнулась. Еще минуту назад она бы не поверила, что сможет улыбаться сегодня. – Гостья, это она и готовила обед. Из меня – какой повар! Она там поживет какое-то время, вы, если встретите ее, не гоните.

– Поживет?! Ты сдала квартиру! – пригвоздила ее проницательным взглядом старуха. – А вот об этом речи не было! Я бы и сама сдала, но пожалела тебя на твоем чердаке! Вот как ловко обернулась… Нам, старикам, за вами, прыткими, не угнаться… Почем взяла за нашу дыру?

– Клянусь, я ни копейки за это не имею, – Александра прижала руку к груди. – Это моя подруга, художница из Киева, вместе учились в Питере…

Она сознавала, что говорит неубедительно, взгляд собеседницы мягче не становился. Хотя, надо было признать, Марья Семеновна вообще не отличалась мягкостью и женственностью, и как частенько говаривала сама, ей лучше было бы родиться мужчиной, что всем пошло бы лишь на пользу.