– Эк… То-то вы все друг к другу присматривались! Ну, там особо рассчитывать не на что. Виктор не из тех, кто даст себя охомутать. Однажды попался, так бывшая у него полшкуры отсудила, да еще и сына на другой край земли увезла. Разве что, коротким романом соблазнишься? Ухаживать он умеет. Но отвечать за свои подвиги не любит.

– Ну так есть у него тут родня или… дети? – настаивала Александра.

– Радость моя, – наставительно произнесла Маякина. – Ты же знаешь, что у нас в стране ситуация с мужчинами плачевная и нормальных на всех не хватает. Так что, вполне возможно, Виктор, будучи проездом, завел тут и нетребовательную любовницу, и ребенка.

Может, даже целый выводок. Я понятия не имею. Ты-то чего опасаешься? Что он и тебе Пиноккио на старости лет состругает?

– Да перестаньте! – уже раздражаясь, перебила собеседницу Александра. Она чувствовала, что нить разговора ускользает, грязнет в бессмысленной болтовне, в которой ее словоохотливо умудрилась утопить Маякина. – Ничего я не опасаюсь, просто хочу знать, не живет ли у него в Москве взрослый сын, очень на него похожий, лет тридцати, чуть больше, около этого?

– Похожего встретила? – полюбопытствовала Маякина.

– Настолько, что оторопь берет, – призналась Александра.

– Ишь! А Гаев-то, он своеобразный… А как звать молодого человека?

Александра едва не озвучила имя, но тут же запнулась.

«Если бы Маякина знала Петра, она бы догадалась, о ком я, и сказала имя сама. Такую внешность спутать трудно. Она либо вовсе не знает, о ком я говорю, либо проверяет меня!»

– Имени не знаю, – вымолвила художница, собравшись с мыслями. – Это случайная встреча. Просто удивило сходство. Что ж, не буду вам надоедать.

– Да чем надоедать? – приветливо откликнулась Маякина. – В кои веки позвонили. А кстати, у меня для вас небольшое поручение. Хотела сама сделать, но что-то замоталась, столько всего перед праздниками навалилось… Да и живу я сейчас на такой дремучей окраине, пока по пробкам доберусь… А вы ведь у нас в центре обитаете, вам будет нетрудно.

– Что ж, постараюсь сделать, – скрепя сердце, ответила Александра. Она очень не любила эти «небольшие поручения», которые, как правило, не представляли из себя ничего легкого и приятного. Но отказывать Маякиной не хотелось, та могла быть в равной степени полезна и опасна.

– Голубушка! – В голосе Маякиной появились заискивающие нотки. – Не стала бы вас отрывать от дела, я же знаю, это нехорошо, но надо, вот как надо! Да и вам новое знакомство может быть полезно. Короче, недалеко от вас, в районе Смоленской, живет моя подруга старая, некая Елена Вячеславовна. Она сейчас хворает, а должна была передать мне кое-что, мы уж сколько времени тому назад договаривались… Так не будете ли вы так любезны съездить или пешочком сходить к ней и забрать для меня пакет? Сразу скажу, не буду интриговать – там осетровый клей. Ну, вы реставратор, вам известно, на что он потребен. Холсты проклеивать, с грунтами колдовать, левкас наводить. Отличный клей, высшей очистки, такой всю осень в Москве было невозможно купить, вы, наверное, в курсе? А у нее завалялся еще со старых времен. Сашенька, вы слушаете меня?

– Да. – Александра едва разомкнула рот. Губы словно слиплись. – Слушаю…

– А мне как раз очень нужно! То есть художнику одному знакомому, прямо зарез без этого клея. Он пробовал заменить кроликовым, его-то полно, да и намного дешевле. Но это себя не оправдало, хотя кто-то говорит, что разницы мало.

– Я тоже предпочитаю проклеивать холст на осетровый клей, – ответила Александра. – И вообще, если можно взять хороший материал или лучший, всегда беру лучший, сколько бы ни стоило.

– Ну вот и я о том же! – обрадовалась Маякина. – Сделаете? Сходите? Можете хоть сейчас, лишь бы побыстрее. А она уж предупреждена, что я кого-нибудь пришлю, не удивится.

– Елена…

– Вячеславовна, – подхватила собеседница. – Адрес такой…

И художница без всякого удивления услышала название переулка, в котором только что побывала. Маякина повторила адрес два раза, затем осведомилась, как скоро Александра сможет туда наведаться?

– Я б не торопила, но человек ждет.

– Я сделаю все сегодня же, – пообещала художница и, чувствуя все усиливающуюся слабость, спросила: – А вы обещали Елене Вячеславовне, что приду именно я? Или мог прийти кто угодно?

– Вы или кто-то другой, какая ей разница? – удивленно ответила Маякина. – У вас голос странный. Все в порядке?

– Я простудилась, кажется.

– Вот жалость-то! Ну, что ж поделать, сейчас многие хворают… – вздохнула Маякина, никогда не упускавшая случая посочувствовать. – А Эрдель, слышали уже?

– Умер? – шепнула Александра.

Собеседница, обладавшая острым слухом, все же разобрала слово, произнесенное еле слышно, и разочарованно протянула:

– Знаете уже? От кого? Я сама только что узнала, мне позвонила его жена.