– Что ты хочешь? – Он понимал, что негоже вести разговор одними вопросами, но – о чем они могли говорить? Интересы у них были разными. Эла занимался изучением работы энергетических установок, а Ниххш – медициной и навигацией.

– Как тебе Мать Тиашш? – вытягиваясь и щуря глаза, спросила Сестра. – Ты уже был с ней? Она тебя выделяет, это заметно.

– Какая тебе разница… – ответил Эла, отчего-то смущаясь. – Это наше дело…

Нихшш улыбнулась, и одежда на ее теле растворилась. Эла моргнул от неожиданности. Он, как и многие мальчики, в свое время задумывался о том, почему им так нравятся Матери, а Сестры почему-то совсем не так. И он не мог понять, почему они так нравятся Отцам. Возможно, он просто не дорос до понимания?..

Хотя в обнаженной Сестре тоже было что-то волнующее… особенно если учесть, как он изнывает от неудовлетворенного желания к Матери Тиашш.

– Неприлично, Нихшш, зачем ты разделась… А если кто-нибудь войдет?

Сестра засмеялась.

– Ты действительно не хочешшш? – Ногти девушки коснулись, поцарапывая кожу. Голос стал волнующим, шелестящим, скребущим. Юноша отдернулся, и от вспышки глаз заметались блики. – Ты не хочешшш узнать, каково быть с женшшшиной?

– Что ты делаешь?!

Она откатилась на край террасы и стала глядеть на уходящий в глубину каньон:

– Играю с тобой, глупышшш. Разве только Матерям можно это? Они имеют власть и возмошшшность захапать под свои острые когти любую тонкую шшшкурку молоденького мальчика… Но это несправедливо… нешшшправедливо…

Голос Сестры становился все интимнее, он манил, возбуждал и вызывал мурашки, как звук скребка по граниту.

– Что за чушь ты говоришь… – неуверенно сказал Эла. – Наши яйца росли вместе…

– Яйца! Яйца! У вас, дураков, один ответ – яйца! – презрительно сказала Нихшш. – Ничто не мешает любить друг другу детям одного поколения, кроме глупых старых традиций, которые на руку только Матерям. Иначе кто бы дал им царапать свою кожу?! «Старшшшие учат младшшших!» – передразнила она. – Не бойся, наши потомки не будут выродками – не только для порождения яиц, Эла, создаются пары. Для удовольствия… Иди ко мне, Эла, я покажу, как надо делать… Я старшшше тебя, я умею…

Эла застыл, с ужасом и сладким страхом глядя на приближающуюся Сестру. На четвереньках, с изогнутой спиной, она походила на хищную самку с планеты бескрайних степей или заснеженных плато. Гибкое тело отражало свет, а когти, царапая камень, производили скрежещущий звук, продирая до кожи и рождая вожделение.

– Нихшш, – прошептал он, но вместо богатого обертонами шелеста из горла вырвался хриплый свист.

Когти Сестры издавали звук, неприличный до дрожи. Шероховатый камень отвечал на скрежет появлением борозд, и песчинки бежали по позвоночнику. Родилось желание, противоестественное и невозможное.

…Лежа в истоме, полузасыпанные теплым песком, с иссеченной кожей, они глядели на садящееся искусственное светило.

– Хочешь увидеть настоящее? – спросил Эла. – Я хочу. Скоро мы будем на Вожделении…

– Еще одна глупость, еще одна традиция! – зло сказала Сестра. – Они наелись путешествий, они повидали сотни миров, они хотят вернуться. А мы, значит, родились, чтобы навечно осесть в одном мире, пусть самом прекрасном во вселенной?!

– Это что, заговор? – удивился Эла.

– Это возмущение… Им, – Нихшш выделила местоимение презрительно-осуждающим тоном, – им надоели скитания, но они не думают о нас, молодых и страстных… Зачем нам Вожделение, если есть тысячи иных миров? Зачем нам старые обычаи, мы придумаем свои традиции…

Эла лежал и не мог понять, что это: мир рушится? Или, быть может, приоткрывается новыми гранями бытия…

Те, кто родился в джунглях, были представителями самого малочисленного поколения за всю историю Путешествующих. Улетев с родной планеты, которая была слишком скудна и взращивала слишком мало жизней из отложенных в пески яиц, искали они новые миры. Яйца ложились в снега, в глину, в вязкую почву, но каждый раз число родившихся оказывалось меньшим, чем в родных песках.

Когда же на влажной планете, полной хищных гадов и илистых болот, из всех кладок собрали хорошо если десятую часть яиц с треснувшей скорлупой – тогда все поняли, что нет на свете планеты лучше, чем потерянное Вожделение.

Эла мечтал, что яйцо, порожденное Матерью Тиашш, от него, бронзовокожего, взрастет в теплых родных песках Вожделения новой чудесной жизнью.

В день, когда взорам должна была открыться алая точка Вожделения на фоне развертывающегося величия системы родного светила, все десятки тысяч родичей Элы раскрыли внешние стены, сделав их прозрачными, и смотрели – кто в пещерах, кто на плато или террасах – в извечную тьму, где звезды могли удаляться и приближаться по велению разума, создавшего корабли для путешествий… Для побега. Для возвращения.