Лена попыталась вскрикнуть и воспротивиться. Она билась и вырывалась, всем своим существом показывая, что не желает того, что должно было произойти. Грубое насилие. В ее голове билась одна единственная мысль — спастись!

Ее била дрожь, холод прошелся вдоль позвоночника, в ушах звенело, пульс врывался в запястья и эхом отдавался в горле, а предательское тело отвечало на грубые ласки насильника. Горело, пылало, ждало…

Рука Максима скользнула между ее сведенных, крепко сжатых ног, и Лена закричала.

— Отпусти меня!.. Максим!.. Отпусти!!!

Он не подчинился, продолжая свои действия и движения. Но в какое-то мгновение он не смог ее удержать, и ее рука, взметнувшись вверх, коснулась его лица резким и оглушительным ударом пощечины.

Застыли оба. Лена, тяжело дыша, полуобнаженная, с разорванной блузкой и приподнятой до талии юбкой. И Максим, возбужденный, горячий и жаждущий получить то, чего хотел, желая доказать свою правду. И не намеренный ее отпускать.

В мгновении ока он наклонился над ней, и Лена почувствовала его руки на своих бедрах. Испуганно вскрикнула и попыталась защититься, сведя ноги, но Максим одним движением стянул с нее трусики и коснулся руками сосредоточия ее естества.

От стыда и страха на ее глазах выступили слезы. Она попыталась вырваться еще раз, хотя и понимала, что это делать бесполезно. Сбросить с себя тело мужа не удалось.

Отчаяние разорвало ее грудь.

Она услышала звук расстегиваемой молнии, а еще через пару секунд почувствовала его горячую плоть у входа в свое лоно. Все в ней встрепенулось и взорвалось ярым протестом и криком негодования. Она забилась под ним, пытаясь уйти из-под захвата, но уже через несколько секунд ощутила, как он стремительно врывается в нее, невзирая на ее протесты и возгласы.

И ей уже не хочется ничего. Она застывает под ним, подавленная и раздавленная. Порабощенная.

Максим ускоряет движения, превращая насилие в какой-то бешеный марафон. Двигается быстро, резко, почти грубо, доставляя ей боль своими движениями. Захватывает ее волосы и наматывает их на кулак, дышит в шею прерывисто и тяжело, постанывает ей в ухо, не переставая при этом наращивать темп. Еще мгновение, краткий миг стыда и одиночества, Максим стонет в голос, сжимая Лену обеими руками до боли во всем теле, а потом, совершив последнее, ключевое движение, падает на ее недвижимое безжизненное тело с гортанным криком, вырвавшемся из груди. Целует ее в шею, проводит губами до подбородка.

Но помутненным сознанием понимает, что это конец. Лена ему этого никогда не простит.

Сколько человек может выдержать? Каков порог его терпения? Его верности своим идеалам и убеждениям?

Сколько может вынести любящая женщина ради того, чтобы попытаться сохранить то, что еще осталось от ее любви?… Измены, повторяющиеся из раза в раз, как пробег стрелки часов по кругу. Презрение любимого, ставшее уже привычным. Чувство вины, которое с годами настолько вросло в нее, что стало необходимым, как воздух. Предательство?… Но что может считать предательством женщина, которая и так уже простила и вытерпела слишком многое?! Она думала, что готова ко всему. Но оказалась неподготовленной к тому удару, который нанесла ей жизнь.

Подобное предательство не смогла вынести и простить, как прощала всегда.

Лена думала, что пойдет на все, чтобы удержать на краю ладони хотя бы шанс на ту любовь, которая была все жизни лишь краткий миг. Думала, что выдержит все, что преподнесет ей судьба, ведь она никогда ее не баловала. Ни разу — за эти девять лет, и Лена уже привыкла к тому, что ее постоянными спутниками стали боль, вина, терпение и всепрощение. Один раз решив уйти, но так и не найдя в себе сил сделать последний шаг, девушка думала, что теперь пойдет до конца. До любого конца. Главное, что весь этот путь она пройдет с Максимом. И в печали, и в радости…

Как же она ошибалась!

Оказывается, даже ее терпение оказалось небезграничным. Этого вытерпеть она не смогла. Этого простить не смогла бы никогда. И не простила.

Как хорошо мы знаем людей, которые живут рядом с нами? Можем ли мы с уверенностью сказать, что они сделают в тот или иной момент, как поступят, что скажут?… Мы так долго, казалось, целую вечность, живем бок о бок, но все равно остаемся чужими людьми. Скованными одной бедой, одной трагедией, обоюдной сделкой, общей тайной или взаимной любовью. Но мы все равно — чужие. Как бы близки не были. В этом заключался весь парадокс. Невозможно до конца прочесть того, кто сам не может читать себя, как открытую книгу.

Как это странно и грустно… Мы можем знать о предпочтениях и вкусах, о симпатиях и антипатиях, о привычках и нравах, о настроениях, которые читаем по лицу, и о желаниях, которые пылают в глазах. Кажется, мы можем подобрать любимые духи или заказать понравившееся блюдо, поддержать в деловом начинании или смириться с вредной привычкой. Можем понять малейшее изменение по блеску глаз или сдержанной линии губ. Но мы никогда так до конца и не поймем, что представляет из себя человек, которого мы любим. И никогда не сможем сказать, что знаем его.