Дама поднялась, подошла к столу и, нагнувшись над плечом герцога, стала смотреть, как он переворачивает страницы.

— Их составили лучшие военные картографы Ангрии, — продолжал его светлость.

— Наверное, они хороши, — заметила дама.

— Хороши! Они великолепны, превосходны! — воскликнул монарх. — И качество гравюр выше всяких похвал. Гляньте вот сюда и сюда — какая четкость.

И он принялся водить унизанным перстнями пальцем по горным хребтам, рекам и границам необитаемых земель.

— Очень четко, — согласилась дама.

— А главное, точно, — добавил ее собеседник. — Никаких измышлений, никаких романтических выдумок. На эти карты можно положиться. Ручаюсь, если бы картографы посмели дать волю фантазии, Энара задушил бы их собственными руками. Возьмите стул, Зенобия, и я покажу вам все, с моими карандашными пометками.

Зенобия придвинула стул, села, положила руки на стол, склонила голову и приготовилась смотреть.

— Сперва снимите шляпку, — сказал его величество. — Тень от перьев падает на бумагу — так вы ничего не разглядите.

Она молча сняла шляпку и бросила ее на пол. Начался процесс демонстрации карт и объяснения того, что на них изображено. Другими словами, его величество сделался невыносимо нуден. Зенобия внимала с образцовым терпением, тем более примечательным, что венценосный лектор, как все законченные педанты, требовал от слушательницы полнейшей собранности: то и дело задавал вопросы, дабы убедиться, что она поняла каждое его слово, и негодовал, если ответ был недостаточно быстрым или точным.

— Зенобия, надо было лучше слушать. Я все подробно объяснил пять минут назад.

— Просто повторите еще раз.

И его величество тем же неспешным менторским тоном изложил все по второму разу. Примерно через четверть часа Зенобия вновь допустила промах. Ее просьба что-то объяснить подействовала на августейшего наставника как электрический разряд. Он отбросил карандаш, возвел очи горе, развернулся вместе с креслом к камину и уведомил Зенобию, что «коли она не понимает этого, то игра окончена». Затем его величество схватил кочергу, яростно разворошил и без того жарко пылающие уголья и продолжил:

— Чтоб мне провалиться, если я понимаю, что у вас сегодня с головой. Вы никогда не соображали так туго — никогда. Я битый час растолковываю вам лучшую систему тактики, по которой когда-либо велась война в джунглях, дьявол их побери, и доказываю как дважды два, что если мне только перестанут мешать, то отсюда до Алжира и духа негритосского не останется, а теперь вы задаете вопрос, из которого ясно, что вы поняли меньше нерожденного младенца.

— Что ж, Заморна, — сказала графиня, — вы же знаете, что такого рода абстрактные рассуждения не сильная моя сторона. Вы всегда говорили, что я не способна сделать логический вывод.

— Да, знаю. Математика и логика для вас смятение и хаос. Но это уже из рук вон, как говорят в Ангрии. Знаете, Зенобия, если бы я так же подробно объяснил все моему Фредерику, а он бы внезапно огорошил меня таким вопросом, клянусь Богом, я бы его выпорол.

— Другой раз буду внимательнее, — пообещала графиня. — Но, правду говоря, Заморна, мои мысли во время ваших объяснений были заняты другим. Я глубоко несчастна.

— Тогда другое дело! — воскликнул герцог. — Что же вы сразу не сказали? А что стряслось?

— Перси меня измучил. Нам придется разъехаться.

— Как, неужто он все еще чудит?

— Хуже прежнего. Чувствую, он не успокоится, пока не выкинет чего-нибудь в высшей степени outr'e. [41]

— Полно вам, Зенобия, вы все видите в черном свете. Приободритесь. Что такого он отмочил?

— Александр будто сам не свой, — ответила графиня. — Каждый вечер приходит в красный салон и, не говоря мне ни слова, садится за орган. Он часами играет самозабвенно, ничего не видя и не слыша, затем снимает руки с клавиатуры, закрывает ими лицо и сидит молча. Если я задаю вопрос, говорит «не знаю» или «понятия не имею». Никакими силами его нельзя втянуть в разговор. Наконец он встает, звонит в колокольчик, требует шляпу и уезжает бог весть куда. Насколько я понимаю, он часто бывает у леди Джорджианы Гревиль, леди Сент-Джеймс и даже у этой ничтожной пигалицы, мисс Делф. Мне надоело терпеть. Даю вам слово, Заморна, если он в ближайшее время не исправится, я уеду на Запад.

— Нет, Зенобия, — ответил его светлость. — Послушайте моего совета: не предпринимайте никаких заметных действий, ничего, что вызовет шумиху, — вы только подтолкнете его на какую-нибудь катастрофическую выходку. К тому же вы прекрасно знаете, что вернетесь по первому его зову. Откажитесь с ним видеться, замкнитесь в своих покоях и дайте понять, что туда ему вход заказан, закройте глаза, и пусть вытворяет, что вздумается. Очень скоро его запал иссякнет.

— Что?! — воскликнула графиня. — Позволить ему ездить по женщинам, тратить всю свою любовь на Гревиль и Лаланд — к слову, эта грязная французская кокотка примчалась из Парижа, поселилась в отеле «Демар» и не упускает своего, пока есть такая возможность, — а я должна кротко молчать? Нет, Август, вы слишком многого от меня хотите; вы знаете, что мое терпение не беспредельно.