Наутро альморавиды ушли на юг. А вскоре пески Сахары, пески забвения, на тысячу лет покрыли желтым саваном то, что лишь вчера было полным жизни. Город растаял, как тает мираж пустыни, и вскоре исчез из текстов историков и из памяти людей.

Еще несколько веков в долине между Ркизом и Аффоле маячили шатры кочевников, но пришло время, когда и они исчезли: с веками водоносный слой опускался все ниже и ниже. Некогда обильная влагой долина стала сухой, и ничто больше не манило туда скитальцев пустыни.

Восстановленная история Авдагоста показывает, что нынешняя Мавритания была в период раннего средневековья оживленным перекрестком, где соприкасались судьбы народов Черной Африки и северной части континента. По мавританской земле проходила важная торговая артерия, питавшая золотом рынки Магриба и Европы. История Авдагоста проливает также свет на один из главных источников могущества Фатимидов, бывших долгое время властелинами арабского мира.

В. Снеговский

Соляные города

В пределах Республики Мали, на берегу Нигера, стоит город Мопти. В центре его огромная мечеть с ракетообразными заточенными минаретами, но знаменит город не архитектурой, а речным портом и базаром: в Мопти прибывают товары из пустыни, и в пустыню Мопти отправляет продукцию саванны. Прогуливаясь однажды вечером по берегу, я обратил внимание на двухпалубную пирогу, возле которой суетились грузчики. Они взваливали себе на спины тонкие метровые плиты матово-серого цвета и, поддерживая их руками снизу, уносили наверх. На берегу плиты укладывали в тележку и увозили в амбар. Я не сразу сообразил, что это соль, знаменитая сахарская соль, матовая от примеси пустынной пыли. — Тауденни? — спросил я у малийца, ведавшего учетом плит. — Тауденни, — кивнул он... Наверное, мы никогда не узнаем, как назывались соляные копи, поставлявшие соль в средневековый Авдагост. Но без таких вот матово-серых плит никогда бы не достиг Авдагост своего могущества и своей славы. Соль привозили кочевники из глубины пустыни, в Авдагосте формировались караваны, плиты вьючились на верблюдов, и караваны уходили на юг, в суданские страны. Там на соль выменивались рабы, там за соль платили золотым песком и зерном. С гибелью Авдагоста прекратили свое существование и питавшие его соляные копи. Но появились новые — копи Тауденни, в частности. Соль кормила города пустынь, соль способствовала появлению новых городов. Торговля солью пережила не только многие, ныне исчезнувшие города, но и средневековые империи Мали и Гану. Теперь за соль не платят золотым песком и тем более рабами. Но каждый год, веской и осенью, караваны верблюдов с сахарской солью все так же уходят на юг, к Нигеру. Сахарская соль по-прежнему высоко в цене у обитателей республик Мали и Ганы, а жители Сахары по-прежнему нуждаются в зерне.

К миражу в Сахаре привыкаешь быстро. Единственно, не очень понимаешь, что же есть в самом деле, а что только примерещилось. Вот озеро и одинокая пальма на берегу — как их прикажете понимать? Справляюсь по карте: здесь начинается долина Мзаб, и никакие озера на ней не обозначены. А откуда же вода там, впереди по дороге? Ведь дождей здесь не было года полтора, и каждая капля, я знаю, у местных жителей на счету. Подъезжаем ближе — сухой, выжженный солнцем асфальт. А озеро как будто переместилось дальше. Это кажется символикой — погоня за водой, словно погоня за счастьем, призрачна... Поэтому и следующее явление, возникающее за окном, воспринимаешь с недоверием. Это город; он окружен глухой стеной с полукруглыми башнями; над ними громоздятся вверх плоские прямоугольники домов; а на верхушке этой пирамиды торчит квадратный минарет. Город появляется, чтобы тут же исчезнуть. Правда, ненадолго. Он только поменял местоположение — был справа, а теперь стал слева: точно такая же игрушечная пирамидка, увенчанная квадратным минаретом. И пальмовая роща.

Минутная пауза, и снова, на сей раз впереди, — пальмовая роща и над нею та же игрушечная пирамидка, обнесенная крепостной стеной с полукруглыми башнями, и т. д. Теперь я уже знаю наверняка — это не мираж. Воображение ведь наделяет миражи все новыми подробностями, а эти города одинаковы. Им и полагается быть таковыми. По истории.

Вот она, эта история. В VIII веке н. э. в среде мусульман возникло своеобразное течение хариджитов (в переводе — «выходцев»), основавших секту ибадитов — по имени своего главы Абдаллаха ибн-Ибада. Ибадиты возражали против ряда догм ислама и провозгласили свои законы — демократические выборы халифа (а не передача ему престола по наследству), единобрачие и строгость нравов. Как всякие еретики, они были изгнаны. После долгих скитаний ибадиты осели здесь, в самых сухих и бесплодных местах северной кромки Сахары, где давно уже вся вода скрылась под землей. Название этих мест — долина Мзаб.

Старинное поверье гласит: когда хариджиты в отчаянии уже были готовы отступить перед жестокой бездушностью пустыни, из каменной пещеры появилась прекрасная женщина Дая и указала им, где искать воду. Легенда, как ей и положено быть, очень красива. В действительности девять веков уже, не давая себе отдыха ни на день, вытаскивают поселенцы воду кожаными бурдюками из глубоких — до семидесяти метров — колодцев.

Напомню: мозабиты (так стали звать местных обитателей) таскают воду из своих трех тысяч колодцев уже девять веков.

Вокруг колодцев мозабиты построили Пентаполис, то есть Пятигородье, состоящее из старейшего города Эль-Атефа, Мелики (что означает по-арабски «королева»), старого города Бени-Изгена, крепости Бу-Нура и центра Мзаба — Гардаи, в названии которого звучит имя легендарной красавицы Дай. Все эти города похожи друг на друга как две капли воды. Хотя, наверное, мозабит возразил бы: капли воды непохожи...

Мы входим в Гардаю. До недавних пор ворота пяти городов не открывались для чужеземцев, жители строго оберегали свое ортодоксальное пуританство, свои законы. Да и сейчас огромные ворота в крепостных стенах непременно запирают на ночь. Верность традициям и обычаям предков свято соблюдается здесь до сих пор.

В отличие от других сахарских жителей — воинственных туарегов, шауйя или зуавов — мозабиты всегда были самыми мирными людьми пустыни. Устоев Мзаба не могли нарушить ни арабские кочевники, ни турки, ни французы.

Напомню: девять веков назад были выработаны законы, регулирующие каждый шаг мозабита, от рождения до смерти.

Как и в каждом оазисе Сахары, центральное место в Гардае занимает базарная площадь, по-арабски — «сук», большое ровное пространство, окруженное аркадой. Но если во всех оазисах базары шумны и крикливы, то в Мзабе он выглядит как-то таинственно. Старики в длинных белых гандурах тихо шепчутся между собой. Никакой суеты. И движения этой пестрой массы людей кажутся странно замедленными.