Я специально ехал на эту заставу. Не из-за экзотического названия. Для того чтобы встретиться с ее начальником— подполковником Федуловым, известным на все пограничные войска.

Подполковник оказался высоким, чуть сутуловатым, медлительным. Голос у него был мягкий, домашний, без командирской суровости.

...Комсомолец Федулов под Смоленском трижды был ранен. Подлечившись, ушел в истребительный лыжный батальон и участвовал в смелых рейдах по тылам врага. Четвертая рана надолго уложила его в госпиталь.

Когда кончилась война, он остался на сверхсрочную, а еще через несколько лет поехал в военное училище. И первые звездочки лейтенанта легли на его плечи, когда он разменял уже четвертый десяток лет.

С тех пор началась пограничная жизнь Федулова, сразу же понравившаяся постоянным напряжением или, как он сам говорил, «служебной самостоятельностью, помноженной на ответственность». Через год Федулов был назначен начальником заставы. А вскоре случилось первое и, как тогда говорили, «красивое» задержание.

Еще с вечера часовой вел наблюдение за подозрительным человеком. Федулов прикинул на местности и понял, что если это нарушитель, то он обязательно будет переходить границу у камышей, и нигде больше.

Ночью пал туман, густой и холодный.

— Стоять здесь, не двигаться и слушать! — приказал Федулов наряду, дополнительно высланному на границу.

Под утро в кромешной темени нарушитель вышел прямо на пограничников...

Но чаще нарушителями были волки да медведи. Однажды поехал Федулов наряды проверять, видит, какие-то искры впереди — взметнутся и упадут. И вдруг лошади стали — ни с места. Дал ракету, а впереди волки. Обступили скирду, возле которой был пограничный наряд. Пограничники жгли солому, кидали в волков, а не стреляли: был приказ — без крайней надобности оружие не применять.

Но случалось, что нельзя было не стрелять. Как-то на ефрейтора Скрипкина шатун вышел. Конь на дыбы, медведь на дыбы. А Скрипкин соскочил с коня, не торопясь прицелился и уложил зверя одной пулей...

Федулов улыбнулся.

— Есть у меня статуэтка: пограничник вглядывается в даль и возле него собака. Видели такие? Так вот, это теперь уже не символ границы. Теперь важное лицо на заставе — технический специалист. Техника рубеж сторожит.

Прежде мне приходилось наблюдать действие пограничной техники. Как-то в предгорьях Копет-Дага беседовали мы с начальником заставы в его кабинете. Вдруг начальник заставы надел фуражку, извинился и вышел. И пока я собирал свои блокноты, застава опустела.

«Тревожная» группа, выехавшая на границу, вернулась через час.

— Нарушитель? — спросил я, горя от нетерпения прикоснуться к настоящему делу.

— Дикобраз, — засмеялся начальник заставы. — У нас их зовут «друзьями пограничников». Бывает, по нескольку раз в день тревогу объявляют. Техника ведь не разбирается — зверь нарушает границу или человек...

Федулов, извинившись, ушел к себе в кабинет, чтобы составить план охраны границы на следующие сутки.

Пользуясь случаем, я пошел в ленинскую комнату смотреть стенды, рассказывающие о комсомольцах — героях заставы, и в первую очередь о старшине Артемьеве, погибшем 5 декабря 1937 года. В тот день границу нарушила группа вооруженных бандитов. Артемьев вместе с красноармейцем Лавровым находились в дозоре в зарослях высокой осоки. Они не могли даже залечь и приняли бой стоя. Артемьев был ранен в ногу, но продолжал стоять. Потом пуля попала ему в живот. Превозмогая боль, он снова поднялся и все стрелял по бандитам не давая им подойти к осоке. Третья пуля оборвала жизнь пограничника.

Еще мое внимание привлек рассказ о подвиге ефрейтора Варламова.

На заставу сообщили, что нарушитель на машине движется в направлении границы. Казалось, его ничто не могло остановить: бесснежная равнина, замерзшая река были как шоссе.

Варламов еще не знал, что сделает, когда на большой скорости гнался ему наперерез. Поравнявшись, он через борт прыгнул внутрь. У руля завязалась схватка. А граница — вот она, совсем рядом. Тогда Варламов, на миг оттолкнув нарушителя, резко вывернул руль в сторону, направив его в стену амбара.

...Варламов выздоровел. А вскоре на заставе было торжество: отважному ефрейтору вручали орден Красной Звезды...

Более тридцати лет между этими двумя подвигами, а они похожи: в обоих случаях — готовность к самопожертвованию. И мне подумалось, что надежность границы зависит прежде всего от самоотверженности человека.

Когда подполковник Федулов вышел, я сказал ему, что все же человек, а не прибор остается символом границы.

— Конечно, человек, — согласился Александр Михайлович.