— Они у меня в кабине, да мне и так тепло, — Борис топнул войлочными ботинками на утепленной подошве по цементному полу диспетчерской.

— Валяй к врачу, только без валенок он все равно тебя в рейс не выпустит. Отморозишь свои костыли.

— Что есть костыли? — переспросил Борис.

— Костыли... Как бы тебе сказать — ну, деревянные ноги...

На выезде механик гаража вскочил на подножку машины Бориса и прокричал:

— Пойдешь последним, впереди твой друг — Иванко Арнаутский... Ну давай, «ноль семь — тридцать четыре»... Счастливо!

Борис прихлопнул дверцу кабины, закурил и, испытывая блаженное чувство, знакомое каждому шоферу, — когда мотор работает как часы, баллоны в порядке, в кабине тепло, — придавил акселератор. «МАЗ» взревел и покатил по заснеженной дороге к карьеру. Экскаваторщик Златан Клистов высунулся из кабинки и показал Борису четыре пальца, а тот в ответ три. Это на языке жестов, принятом на стройке, означало: возьму, мол, только три ковша!

Лязгнув стальными челюстями, ковш экскаватора вгрызся в гору намытого еще летом со дна Северной Двины песка и, развернувшись, высыпал груз в кузов самосвала. «МАЗ» присел, качнулся — Борис глядел в заднее окошечко. «Аккуратно сыплет Златан, ни разу не промахнулся...»

За год работы в Советском Союзе Борис еще не был так далеко в тайге. На стройке он обычно крутился по замкнутому маршруту: карьер — круг по поселку — завод железобетона... Но строительство третьей очереди Архангельского целлюлозно-бумажного комбината завершалось, и шоферов иногда посылали на другие объекты. Вот и сегодня колонна повезет песок на стройку ретранслятора в глухую тайгу.

Одолев укрытую льдом Двину за Исакогоркой, колонна «МАЗов» выбралась на берег и вползла в бело-черный молчащий зимний лес. Дорога пошла берегом реки. Сквозь сиреневую мглу зимнего рассвета виден другой берег, трубы бумажного комбината с шапками рыжего дыма, за ними — огромный скелет будущего главного корпуса третьей очереди. Обрастет конструкция корпуса бетонными блоками, задымит над ним труба, потянутся к цехам вагоны с древесиной. Тогда Борис уедет к себе в Болгарию и на память возьмет с собой лист бумаги, и будет показывать друзьям этот листок и объяснять, что это была за стройка — Архангельский бумажный комбинат...

Изредка выбегают из-за сосен к дороге высокие избы. Борису объяснили на стройке, отчего на Севере в деревнях строили такие высокие дома: под полом жилой части дома хозяева хранят сено, держат скот. Зимой высокая изба спасает от холода, а весной, когда разливаются таежные реки, от наводнения.

В кабине «МАЗа» уютно: ровно звучит мотор, впереди отчетливо видна белая лента дороги, бортовой номер «МАЗа» Иванко. Когда сидишь один в кабине, и не с кем перекинуться словом, и дрема наваливается на глаза, одно спасение — говорить с самим собой. О чем хочешь. Можно с кем-нибудь спорить, песни петь. Можно свою жизнь рассказывать вслух. «Что в ней особенного, другарь Василев? Ничего... Гимназия, потом курсы шоферов, затем служба в морской автобазе — продукты доставлял кораблям в Бургасе... А потом на таком же «МАЗе» возил гравий на берег реки Огоста. Там, вблизи Михайловграда, строили электростанцию. Первая твоя стройка была, другарь Василев? Первая... Понравилось? Понравилось... И потому, когда узнал из газет, что можно поехать на север России строить бумажный комбинат, решил сразу. Правда, мать беспокоилась, что ты замерзнешь... А тебе здешняя зима очень по душе пришлась. И лето здесь жаркое, еще жарче порой, чем у тебя в селе Буковец над Дунаем...»

К вечеру колонна машин свернула с вологодского тракта и пошла по самой настоящей таежной дороге — узкой, колдобистой. Переехали и узкоколейку — Борис с интересом покосился на станцию, возле которой стояли, словно игрушечные, платформы с древесиной.

А солнце сползало со стылого неба и прижималось к зубчатой черной стене тайги на дальних холмах. Проселок становился уже, к тому же вырастали тени от леса и перекрывали дорогу. В мрачнеющей дали показалась голубая луковка купола церкви, заснеженные избы деревушки. Передние «МАЗы» засигналили; думая, что это конец пути, надавил на клаксон и Борис, а потом разглядел, отчего шум: дорогу пересекал лось.

...Вначале Борис ничего не понял — ему показалось, что слишком крут подъем и мотору не хватает мощности. Он надавил акселератор до упора, но мотор и вовсе заглох. Борис нажал на стартер, мотор взревел на больших оборотах и снова замолк. Самосвал тянуло под уклон, Борис нажал на тормоз, но ножные тормоза не держали. Тогда он рванул ручной — машина остановилась. Борис понимал, что дело дрянь, раз отказала гидравлика, не работает мотор — причина одна: сломался топливный насос. Поэтому не подается горючее в двигатель. Но в запаснике другого насоса нет! Холод уже проникал в кабину, стали покрываться снежными разводьями стекла. А на гребне холма подпрыгивал Иванкин «МАЗ». Василев резко надавил на клаксон — взметнулись с придорожных елок перепуганные сороки в темное небо.

Арнаутский услышал сигнал — через несколько минут, тормознув у самого радиатора заглохшего «МАЗа», Иванко залез к Борису в кабину.

— Ого, да у тебя холодно. — Он похлопал в ладоши, чтобы отошли руки, и спросил: — Ну что случилось?

— Насос полетел.

— Зря я сказал, ребятам, чтоб не ждали. У тебя запасного нет?

— Нет!

— Беда. И у меня нет.

Они помолчали. Борис натягивал валенки. Было два выхода: идти на буксире до Заболотья — это километров тридцать, или одному оставаться здесь, а другому поскорее доставить груз и вернуться назад с насосом. Но остаться одному в стылой кабине, без печки, когда мороз начинает крепчать к ночи...

— Может, рискнем на буксире? — спросил не очень уверенно Иванко.

Борис понял: сам Иванко не верит в такую возможность.

— Нет, без тормозов нельзя. Разобьемся оба. Дорога-то холмистая...

— Слушай, а ведь за холмом деревня. Туда-то я тебя дотащу, ты в какой-нибудь избе пересидишь у печки, а я часа через четыре буду обратно! — Иванко даже радостно ударил ладонью по коленке — словно говоря: разве плохая идея?

До деревни они ползли около получаса. Небо почернело, и на нем выступили холодные звезды. Борис то и дело вставал на подножку, чтобы разглядеть дорогу и не врезаться в задний борт машины Иванко. Когда показалась первая же изба незнакомой деревушки, Борис посигналил.