Больше всего на свете, мне хотелось закрыть глаза и уснуть. Но тогда я совершенно точно замерзла бы насмерть. Поэтому, приказывая себе думать о чем угодно, но не поддаваться забытью, я, в попытке согреться, поочередно старалась напрягать мышцы рук и ног, так как они меньше всего пострадали. Но даже эти движения приносили вслед за собой вспышки ослепляющей боли. С другой стороны, именно эта боль позволяла мне оставаться в сознании.

Странно, но даже после того, как меня чуть не убила Айя, я не понимала, как сильно хочу жить. Возможно потому, что совершенно не запомнила той боли, благодаря Колдуну. А сейчас, вот так вдруг, я поняла, что помощь никогда не приходит вовремя. Что, привыкнув полагаться на других, я палец о палец не ударяла ради своей жизни. В мире, который я знала раньше, все подчинялось строгим правилам: если уж похитили благородную девицу, то её и пальцем никто не смел тронуть, если и пытались вызнать информацию, то путем тонких словесных интриг, если и пытались убить — то, как правило, ядом. В новом же мире никто этих правил не соблюдал. Мне казалось, я знаю, что испытывают грешники в Древесных Корнях — вечную темноту, холод, и непрекращающуюся боль.

Ничто новое не рождается без неё. И та я, которая появлялась сейчас уже мало чем отличалась от той, что пошла купаться на озеро. Новая я уже сейчас твердо знала, что сделает, если выживет.

И снова я потеряла счет времени. Периодически выныривая из наполненного болью забытья, я пыталась хоть немного двигаться. Движение порождало еще большую боль, и я снова оказывалась без сознания. Замкнутый круг. Все внутренности болели, если мне их и не окончательно отбили, то какое-нибудь воспаление я уже точно заработала.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я смогла более-менее долго оставаться в сознании, и даже понемногу разминать руки-ноги. Как ни странно, я даже нашла свою плюс в побоях — не хотелось есть. Желудок, просто не переставая болел, на любые мысли о еде отзываясь вспышкой тошноты. А вот пить хотелось — это факт. Во рту стоял гадостный привкус крови и желчи, горло было сухое. Полкняжества за кружку воды, пусть даже мне и не светит занять батюшкин трон. Да, я оставляла немного воды в той, с таким трудом добытой, кружке, однако её унесли вместе с креслом и табуреткой.

Наверное, я опять потеряла сознание. Потому, что когда пришла в себя в следующий раз — заметила на том же самом месте, где и стояла первая, новую кружку с водой. Казалось бы: как добывать воду я уже знаю, опыт есть. Однако, я не учла своего нового состояния здоровья. Мне было сложно даже встать, не говоря уже о том, чтобы ловко и тонко действовать ногами.

«Сложно встать — ползи» — вывела я для себя новое жизненное правило. Ползти, правда, тоже было очень больно и сложно. Несколько раз я теряла сознание, а, очнувшись, упрямо продолжала путь. Потом долго лежала на полу, отдыхая, пытаясь отстраниться от своего тела, и собираясь с силами на новый рывок. Не знаю, собралась я с ними, или нет, но сухой спазм в горле заставил меня сесть. Правда, первый раз не получилось — руки подогнулись, и едва не оказалась снова на полу. Однако ужасная мысль о том, что надо будет начинать сначала, заставила меня совершить какой-то немыслимый рывок, и удержаться в сидячем положении. На что тело тут же отозвалось волной такой боли, что в глазах потемнело.

Как я смогла добыть злосчастную кружку — не помню. Видно, без разума тело решило действовать самостоятельно. На этот раз я не стала делать никаких запасов на «будущее». По моим прикидкам — у меня его просто не было. Поэтому, выпив почти все, что было, кружку я швырнула на пол, а сама поползла обратно к тюфяку.

Ложиться на этот раз не стала. Просто села, оперевшись спиной о стену. Правда, было очень холодно. С другой стороны, холод немного успокаивал боль. Какая я молодец — умудряюсь везде находить хорошее.

Когда в замке заскрипел ключ, и дверь начала открываться, я спешно закрыла глаза, низко опустила голову, коснувшись подбородком груди. Руки безвольно лежали вдоль тела.

— Эй, княжна, — по голосу я опознала мужеподобную женщину. — Сдохла, что ли?

Естественно, отзываться я не собиралась. И вообще, старалась почти не дышать, что было очень сложно — сердце билось так, словно хотело выпрыгнуть из груди, и убежать куда-нибудь подальше отсюда. Но такой вариант меня не устраивал. Убегать я собиралась с полным набором органов.

Похитительница подошла поближе. Я не двигалась.

— Нежная какая, — зло произнесла женщина. — За два дня не оклемалась, — отвечать было ниже моего достоинства. Женщине ничего не оставалось, кроме как приблизиться ко мне. Попинала ногой в бок, на что печень отреагировала очень уж бурно, и мне стоило огромных трудов не дернуться и не завопить. Тогда похитительница присела рядом, коснулась рукой моей шеи, проверяя пульс. Я не стала ждать, когда она убедится в его наличии. Изо всех сил, какие еще во мне оставались, я ударила её по голове тяжелым металлическим обручем на правой руке. Попала в висок, и женщина на несколько мгновений потеряла сознание. Я сознавала, что сил во мне было немного, а потому быстро перехлестнула крест накрест цепями её горло, и развела руки в стороны, получившейся петлей стараясь придушить похитительницу. Та пришла в сознание и захрипела.

— Ключ! — не менее драматично прокаркала я, сама едва не лопаясь от усилий. Руки женщины потянулись к поясу. Хотя я точно помнила, что ключ от оков был во внутреннем кармане её плаща, где-то в районе груди. Я зло рванула руки в разные стороны. — Ключ! — прорычала я снова, едва не срываясь на стон. Мне казалось, что она делает все невыносимо медленно — тянется к плащу, роется в кармане, вытаскивает ключ, заводит руку за голову, почти вкладывая ключ мне в ладонь. Крепко сжимая его, расцарапывая запястья железными кандалами в кровь, я все тянула руки в разные стороны, пытаясь придушить противницу до такого состояния, чтобы она не могла сопротивляться. Когда женщина перестала дергаться, я еще раз ударила её в висок, потом осторожно, но быстро открыла замок на правой руке, и защелкнула его на левой конечности противницы. То же самое повторила и с другой рукой — теперь, если бы она захотела изменить положение, то начала бы душить саму себя.