— Эх, хорош бычок! Нравится? — спросил Бенигно у Паулы.

— Он слишком далеко... — сказала девушка, избегая прямого ответа.

Бенигно Руис вскочил.

— Торо! — закричал он. — Ко мне, быстро!

Бык, на мгновенье парализованный его голосом, с покорностью приблизился.

— Теперь ты его хорошо видишь, красавица?! — И, обращаясь к бычку, воскликнул: — Что, мешают рога?!

Деревянный каркас отрицательно качнулся из стороны в сторону. Люди засмеялись над шуткой главы дома Руисов из Сотондо. А Бенигно, демонстрируя свою абсолютную власть, бросил с презрением:

— Ладно, иди прыгай там, болван несчастный!

Бык удалился, сделав виртуозный прыжок...

— Он может обращаться с людьми, как ему вздумается, — сказала Пауле одна из сестер Бенигно, худая, будто высушенная на солнце, женщина. — Ведь почти все должны ему.

Вынимая из кармана сигару, Руис удовлетворенно покачивал своей огромной головой. Закуривая, он вспомнил фразу, услышанную в Мадриде, когда единственный раз был в театре.

— Тебе не мешает дым?

— Нет, — ответила Паула.

— Вот такие девушки в моем вкусе.

Тем временем на площадь высыпали расхрабрившиеся ребятишки и стали гнать быка, словно псы в старинной корриде. Бык, не переставая на них нападать, ретировался к таверне, куда в конце концов и скрылся от своих преследователей.

Наконец настало время смотра квадрильи, роли в которой были распределены среди плотогонов. Впереди шел стройный мужчина лет сорока по прозвищу Косичка (1 Косичка (исп. — колета) — имеется в виду накладная косичка, которую носят тореадоры. (Примеч. пер.)): он хвастался, что в молодости был тореадором-малетильей (2 Тореадор-малетилья — тореадор, не пользующийся известностью и участвующий в незначительных корридах, главным образом в маленьких провинциальных местечках. (Примеч. пер.)), За ним шествовало несколько человек, среди которых Шеннон узнал Черного и Сухого. Далее, верхом на трех здоровенных парнях, следовали пикадоры с баграми наперевес. Теперь Шеннон понял назначение небольшой подушки под накидкой изображаемого быка и усомнился в надежности такой защиты, когда пикадоры пустят в ход свои багры. Каждый в квадрилье сделал все возможное, чтобы его костюм был похож на настоящий: шляпы приобрели форму монтеро (3 Монтеро — шапочка, являющаяся неотъемлемой частью костюма тореадора. (Примеч. пер.)), а штаны и куртки лишились во всяком случае их обыденного вида. Не у всех, правда, плащи были из алой материи, как плащ Сухого — пылающего красного цвета, раздобытый одному богу известно в чьем доме и у какой Дульсинеи, обольщенной красноречием его нынешнего владельца.

Квадрилья сделала несколько кругов. Мужская половина публики сохраняла холодное и равнодушно-выжидательное отношение ко всему происходящему, но ребятишки и девушки восторженно зааплодировали при виде этой красочной процессии. Какой-то пьяный прокричал на всю площадь:

— Оле! Красавицы, дай бог здоровья вашим драгоценным мамашам!

Откуда-то упала гвоздика. И ярко-красный узор ее заостренных лепестков резко выделялся на темно-бурой земле, маленьким огоньком горел среди серых домов, на темном фоне толпы. Косичка ловко подхватил цветок с земли и сунул его за ухо. Гром аплодисментов был наградой за этот лихой жест.

Проходом квадрильи закончилась первая часть праздника...

После полудня

Из таверны появился бык. Он пробежал в центр площади и там остановился, двигая из стороны в сторону рогами и царапая копытами землю. Люди смотрели на него слегка отупевшими глазами. Давала знать тяжесть обильной пищи и вина в переполненных желудках.

Под жарким майским солнцем начиналась коррида.

Веселый Косичка приблизился к быку и стал его дразнить. Бык напал, но плащ вовремя ускользнул. Правда, прием был лишен должного изящества, присущего профессионалам. А потом, вместо того чтобы следовать за плащом в пасе (1 Пасе — один из классических приемов тореадора, которым тот привлекает и дразнит быка. (Примеч. пер.)), бык неожиданно сделал довольно странный прыжок прямо на тореадора, но того это нисколько не смутило, и он избежал угрозы, ловко отскочив в сторону. То же повторилось еще несколько раз, когда на арену выходили другие тореадоры. Иногда к ним присоединялись добровольцы из толпы, и даже те, которые не решались выходить на арену и оставались в кругу зрителей, отваживались все же сделать пасе, когда бык пробегал совсем близко от них. Наконец снова прозвучал рожок, объявляя начало следующего действия корриды. Бык в это время находился рядом с дверью таверны и вдруг, непонятно как, исчез. Куда-то провалился. Мгновенно, будто дверь таверны была крышкой огромного колодца.

Наступило недоуменное молчание. Затем стали раздаваться возгласы возмущения, но когда альгвазил собрался вмешаться, бык вновь появился на арене, лихо швырнув в сторону полупустой бурдюк с вином. Однако что-то в нем переменилось, что-то зловещее появилось в его облике... Теперь к рогам быка были крепко привязаны два альбасетских (1 Альбасетский — из Альбасете, испанского города славящегося своими изделиями из стали, особенно оружием. (Примеч. пер.)) ножа, своими стальными лезвиями почти на пядь удлинявшие их.

Альгвазил хотел вмешаться, но стремительная атака опасного быка обратила его в бегство. А из-под накидки раздался злобный вызывающий возглас:

— Хе! Бык-плотогон не любит шутить! Пусть выходит, кто посмелее!

В кругу зрителей началась суматоха: женщин и детей оттеснили во второй, более безопасный ряд, а мужчины перешли в первый, вооружившись появившимися как по волшебству палками и большими стульями. Мэр поднялся, готовый выслушать нескольких стариков, требовавших порядка, но Руис нашел, что здесь и впрямь будет чем позабавиться:

— Ничего страшного, Амбросио! Ну убьют кого-нибудь, подумаешь, какое дело! — крикнул он мэру.

Косичка считал себя обязанным продолжать бой с этим новоявленным быком, который забавлялся тем, что нападал на зрителей и ловко ускользал от палок и стульев. Бык, увидев тореадора, бросился на него с такой стремительной яростью, что успел чиркнуть рогами по изгибу плаща, и материя аккуратно рассеклась на две части.

— Дьявол! — воскликнул Косичка. — Сукин сын!

От удовольствия животное несколько раз радостно подпрыгнуло. Хвост мотался из стороны в сторону, точно у настоящего быка. А когда Косичка, решив отстоять честь тореадора, пытался снова дразнить быка, тот, не отвечая на предложенную игру, внезапно бросился на него, и тореадору ничего не оставалось, как спасаться постыдным бегством. Накидка быка, казалось, превратилась в его собственную шкуру: неудержимый издевательский смех сотрясал ее.