— Да ведь в том-то и дело, что технология «узких лент» предусматривает максимальное сохранение среды и режима, в которых молодняк не гибнет и подрост развивается совершенно нормально.

— А зачем нам естественное лесовозобновление, когда мы ежегодно сажаем больше, чем вырубаем?

— Затем, что денег это стоит, и немалых. А сохранив подрост, можно вдвое, как минимум, снизить затраты на искусственные посадки. В ряде случаев можно и вовсе обойтись без них. Что же касается молодняка, то его сохранение может на несколько десятилетий сократить сроки лесовосстановления.

— В лесных масштабах несколько десятилетий — срок несущественный. Зато в культурных насаждениях мы получаем одновозрастный, чистый от примесей кедрач, что наиболее удобно для его последующей эксплуатации.

— Для следующей вырубки, вы хотите сказать? А для эксплуатации отнюдь не безразлично, через какое время кедр, подрастающий на вырубках, начнет давать орех — через пятьдесят лет или через сто и когда в этих ваших посадках станут снова жить звери и птицы, расти ягоды и грибы...

— Наше дело — давать стране лес, а не орешки собирать и не за белками гоняться.

— Значит, по-вашему, вполне логично и даже выгодно уничтожать без всякой пользы молодые крепкие деревья — и лишь для того, чтобы на их месте посадить двух-трехлетние саженцы, требующие на первых порах присмотра и ухода?

Сегодня они спорили на равных — два генерала лесной службы. Ответственный работник министерства и один из «лесных хозяев» территории, равной иному небольшому государству. А двадцать лет назад «лесной хозяин» спорил — и тоже о кедре — с выпускником лесотехнического вуза, рядовым инженером, в рядовом, казалось бы, маломощном хозяйстве. Спорил всерьез, бросая на весы всю тяжесть власти и авторитета, и вот итог: не убедил, не переспорил.

Хозяйство то именовалось Кедроградом. А рядового инженера звали Виталием Парфеновым. Он был тогда комсоргом Кедрограда.

Виталий Парфенов убежден, что кедр — дерево уникальное и, право, стоит того, чтобы из-за него скрещивались пики спорящих. Вот его слова:

«Кедровые леса Сибири славятся обилием произрастающих в них ценных растений, широко используемых в различных отраслях народного хозяйства. Свойство кедра дарить вкусный и питательный орех, содержащий много ценных витаминов, разнообразит и уплотняет животный мир кедровников, что позволяет эффективно использовать их в качестве охотничьих угодий. Произрастая преимущественно в горных районах, кедровые леса выполняют почвозащитные и водоохранные функции в бассейнах крупных сибирских рек».

Мне вспоминается, как пятнадцать лет назад судьба забросила меня в охотничью избушку, стоявшую на берегу реки Большая Кара-су, невдалеке от Телецкого озера. Шел конец октября, над урочищем, задевая макушки деревьев, проплывали тяжелые, обещавшие снег облака. Сырая, сумрачная, неприютная, ждала морозов прителецкая тайга, в знаменитых ее кедрачах было пусто и тихо, как в заброшенном доме. Год выдался неурожайный — кедры не обеспечили тайгу орехами... Не заготовив на зиму запасов, схлынула куда-то белка, исчез коричневый алтайский соболь, пропала боровая птица.

На увалах по берегам реки было несколько оживленнее. В кедрачах, еще не тронутых пилой, вызрели шишки, и хоть не так, как в «добрые года», но дали все-таки орех. И здесь еще держалась белка и попадался соболь, на тропинках, уводящих в бурелом, встречались свежие следы медведя, отпечатки миниатюрных копыт кабарги. Сюда из окрестной тайги постепенно сбредались охотники, вышедшие на зимний промысел, — здесь хоть какая-то была охота.

Однажды вечером под окнами охотничьей избушки взорвался вдруг многоголосый лай, испуганно заржала лошадь, кто-то выскочил на крыльцо и закричал, отгоняя собак. Открылась дверь, в избушку вошли трое: два работника краевого управления лесного хозяйства в сопровождении проводника. Они приехали верхом на лошадях береговыми тропами из Иогача, где размещался Горно-Алтайский опытный лесокомбинат.

Приняли их, как полагается в тайге: позвали к ужину и напоили чаем. После чего осведомились как бы невзначай о цели путешествия.

— Цель деловая: осмотреть леса, — сказал один из гостей. — Будем здесь отводить участки в рубку.

Среди охотников прошло движение, кто-то поежился, кто-то скрипнул скамьей, кто-то сплюнул с досады.

— И в кедрачах? — спросили приезжего.

— Ну... в том числе и в кедрачах.

Повисло тяжкое молчание. Кто-то промолвил в тишине:

— Отбелковали, стало быть, на Кара-су. На ту осень и здесь делать нечего будет.

Все сразу вдруг зашевелились, стали вставать и выходить из-за стола, у всех нашлись какие-то дела — глянуть собак, проверить ружья. Гости остались за столом втроем...

Среди собравшихся в те дни на Кара-су был и алтаец Алексей. С детства он охотился в телецкой тайге, знал ее, как горожанин свой микрорайон. Я упросил его взять меня на денек-другой в стажеры и показать, как белкуют алтайские профессионалы.