Боевой опыт командиров и бойцов китайских вооруженных сил был весьма своеобразен. Самые крупные бои, которые им приходилось вести после изгнания в 1949 году чанкайшистов с континента, приходятся на войну в Корее, инцидент на китайско-бирманской границе и захват островов вдоль Чжецзянского побережья в 1955 году, вооруженный конфликт с Индией в 1962 году. Семнадцать лет, последовавших за этим, армии отводилась в основном роль орудия в руках клик, захватывавших в Пекине реальную власть.

Стратегическое мышление высших командиров сводилось к твердому усвоению «шести условий» Мао Цзэдуна, без наличия которых навязывать врагу бой возбранялось. В эти условия входят: «Поголовная помощь населения армии, выгодные позиции для ведения боя, полная концентрация собственных сил, знание слабых мест противника, учет его физического и морального состояния, а также наличие у него ошибок».

Среднее и низовое командирское звено заучивало «Три условия победы»: героизм солдат, опыт офицеров, постоянный шпионаж. Что же касается солдат, то вот что, например, им предписывалось в наставлении по борьбе с танками, находящимися на вооружении вьетнамской армии: «Если мы будем подходить к ним по принципу раздвоения единого, уклоняться от их сильных сторон и бить по слабым, то сможем хитроумно победить их». Это вдалбливали в головы людям, которые, порою до начала боевых действий танков и в глаза-то не видели.

Как бы ни приподнимала престиж армии пропаганда, в Китае отношение к ней оставалось в определенной степени в русле той традиции, которая издавна бытует среди большинства китайцев. Презрение к военной карьере у них воспитывалось самой историей. В войска китайцев загоняли в прошлом монгольские, а потом маньчжурские завоеватели-владыки.

«Из хорошего железа не куют гвоздей, порядочную девушку не отдают в певички, из приличного человека не делают солдата», — цинично говорили мандарины.

Германский офицер, служивший в начале века в Цинской армии, писал: «Китайский военный гений заключается в следующем. Обоснованные планы ему неизвестны, длительная организационная работа тоже. Выдумывают поход, наносят удар, теряют несколько тысяч каналий, о которых никто не сожалеет, забирают приличную дань и отходят восвояси. Вот и все. Война в Китае отличается от бандитизма только покровительством главы государства».

Разумеется, имелись и совершенно иные традиции — крестьянских повстанческих армий, национальных армий 20-х годов, соединений китайской Красной армии. Но армия КНР вышла из бурных лет «великой пролетарской культурной революции» и маоистских чисток, значительно растеряв опытные военные кадры. Зато культивировались в ней шовинистические, великоханьские настроения. Уровню воинского искусства командиров-маоистов, пользующихся военными средневековыми хитростями времен «троецарствия», соответствовала и мораль их подчиненных. В первые дни февраля толпы плохо вооруженных китайских пехотинцев пешком топали по минным полям, чтобы расчистить в них проходы. Такова тактика «человеческого моря», которая уходит корнями в полное равнодушие к «потере нескольких тысяч каналий, о которых никто не сожалеет».

Да и каким мог быть солдат, что он мог чувствовать и как относиться к воинскому долгу, наблюдая из поезда, медленно тянущегося к вьетнамской границе, как сотни нищих попрошайничают на вокзалах, как матери продают детей за десяток продовольственных талонов?

В тот вечер, 16 февраля 1979 года, обсуждая все эти вопросы о вьетнамскими друзьями, мы еще, конечно, многого не знали. Например, того, что команды в китайской армии подаются с помощью пластмассовой флейточки. В Китае в зависимости от провинций существуют десятки диалектов, совершенно различающихся друг от друга. Вот и объяснялись командиры свистом. О чем же они могли поговорить с солдатом?

В канун победы

Проснулся я от далеких раскатов грома. В дверь настойчиво и часто стучали.

— Это вы, Винь? — крикнул я, догадавшись, что это мой сопровождающий.

— Вставайте, пожалуйста, — крикнул он. — Началась артиллерийская подготовка по всей линии границы!

Артиллерийский и минометный обстрел вьетнамских позиций начался 17 февраля в 4 часа 45 минут. Под прикрытием огня вдоль железной дороги и шоссе номер один в направлении Лангшона, у «Ворот дружбы», в 7.00 развернул атаку китайский танковый дивизион. За ним шла пехота. Одновременно, используя тропы, указанные бывшими хуацяо — китайцами, жившими раньше во Вьетнаме, — несколько сотен кавалеристов, ведя низкорослых лошадок в поводу, совершили обход и вышли близ Лангшона в тылы вьетнамских пограничников. Бои одновременно разгорались в секторах Бантят, Тима, Башон, Таньтхать и Таниен. Но известно все стало много позже, а в то утро приходилось довольствоваться отрывочными и противоречивыми сведениями, как говорят вьетнамцы, из «бамбукового радио». Один видел то, другой слышал это...

Канонада с половины восьмого заметно уменьшилась. Видимо, наступление стало всеобщим. Наконец около половины девятого появился представитель народного комитета.

— Обстановка резко обострилась, — сообщил он. — Пока в народном комитете известно, что китайские регулярные части ворвались в городок Донгданг. Весь транспорт, который шел туда, направляется обратно...

— Какие силы ввел в действие противник?

— Не могу вам сказать. Сообщили, что артподготовка велась 120-миллиметровыми минометами и 105-миллиметровыми орудиями... В лангшонский госпиталь прибыли первые раненые...

Дорога пустынна, по полям разбрелись буйволы и черные свиньи, волочившие провисшие животы по жирной земле чеков, куда бы их раньше ни за что не пустили. Вприпрыжку, стайками бежали дети, размахивая клеенчатыми сумками. Их распустили из школы по домам — война...

Лангшонский госпиталь считался одним из лучших в северных провинциях Вьетнама. Старинное здание, обнесенное галереей, выкрашенное желтым, стоит в тихом квартале неподалеку от проходящего через город шоссе номер один. По звуковым сигналам к завтраку, обеду и ужину, который подавали в госпитале, ритмично ударяя по корпусу старой авиационной бомбы, лангшонцы сверяли свои часы. Сразу же у ворот приемного отделения мы наткнулись на десятки раненых бойцов, лежавших на циновках. Прицеп от «джипа» служил санитарам контейнером для выброшенных окровавленных бинтов, ваты, рваных гимнастерок и брюк, исковерканного личного оружия. Повсюду под ногами попадались полусожженные сандалии из автомобильных покрышек и зеленые кеды, которые носят во вьетнамской армии.