Иду из палаты в палату — стоны, просьбы. Меня не останавливают, видимо, только потому, что принимают за врача. Много рядовых, капралов, сержантов, пока ни одного офицера. Наконец вижу петлицы с капитанскими звездами. Командир погранзаставы Хоанг Кон Мыой ранен осколком мины в ногу и висок. Трое старших командиров, склонившись к его едва шевелящимся разбитым губам, просят отойти. Пока не до журналистов. Вместе с капитаном привезла бойца второго класса — девятнадцатилетнего Нго Ван Хса и его одногодка бойца первого класса Нгуен Дык Тюйена.

— Где и когда вас ранило?

— На перекрестке шоссе север-юг и запад-восток в Донгданге. Около восьми...

— Как?

— Миной, когда мы бежали на подмогу к нашим на заставе...

— У одного перелом лопатки, у другого — бедра, — отвечает за них подошедший главный врач госпиталя Нонг Нгок Тхай. Он в сером халате хирурга. — Сразу же после начала артиллерийского обстрела я приказал приготовить санитарную машину и выехал в направлении Донгданга. Где-то в километре от него мы должны были остановиться. Дорога была завалена бревнами. Работа диверсантов. В городе рвались снаряды, начались пожары. Мы забрали тяжелораненых и привезли сюда. Наш госпиталь — базовый, а полевые вынесли вперед...

«Каждое поколение должно иметь свою войну», — говаривал Мао. Через два дня дальнобойная артиллерия его последователей стерла с лица земли лангшонский госпиталь. К счастью, доктор Тхай сумел достать транспорт и вывез севернее, в городок Донгмо, своих пациентов.

Удивительное дело: канонада после одиннадцати часов снова усилилась, и артиллерийская стрельба не прерывалась ни на минуту, а на полях кое-где группки молодежи с заброшенными за спину карабинами продолжали полевые работы.

Развиднелось. Туман ушел окончательно, и в разрывах облаков все чаще проглядывало солнце. Вдруг появились десятки людей в полувоенной одежде. Бегом, приседая от тяжести, они тащили на бамбуковых жердях ящики с боеприпасами, части безоткатных орудий, минометы, средства наблюдения в сторону гребней холмов, веером расходившихся от дороги. Грохот приближающегося боя нарастал.

Оставив машину на обочине под жидким прикрытием голокожих эвкалиптов, мы двинулись по неширокому распадку меж лесистых круч по тропе — как определили по карте, в сторону Донгданга. На гребни, торопясь и оступаясь, оскальзываясь на мочалистой траве, поднимались полицейские в кремовой форме, люди в гимнастерках и штатских брюках, девушки с какими-то бидонами. С фланга дали пристрелочную очередь из тяжелого пулемета, и было удивительно, что срезанные ею побеги бамбука не ложатся, а комлем оседают по гребню дальнего холма.

Начался минометный обстрел. Взрывы шли каждые десять-двадцать секунд, и приходилось притыкаться к зарослям, прикрывавшим тропу. И тут мы внезапно почти уперлись в спины шестерки бойцов. Обвешанные гранатами, ножами, оружием, кое-кто без шапок, облепленные засохшей грязью, они сказали, что вышли из окружения. Трое, шатаясь от усталости, несли полуголого товарища. Его спину крест-накрест стягивали пропитавшиеся кровью бинты.

— Его зовут Чан Ван Миеу. Жалко парнишку... Ранен в плечо, нес нам рис... Уходите. Китайцы теперь отсюда в полукилометре.

Пачками пошла стрельба из карабинов на вершине холма, потом застучали автоматы. Под грохот минометов — мины, воя, проходили над распадком, — пулеметную стрельбу и ритмичное аханье безоткаток, мы напрямую побежали к машине. Когда до нее оставалось метров двести, с кручи, подступ павшей к дороге, буквально осыпалось несколько бойцов. Лейтенант, разузнав, что мы за люди, коротко обрисовал обстановку в этом секторе боев:

— После артиллерийской подготовки, обстреляв Донгданг, пехота противника и четыре танка, обойдя город, около десяти утра перерезали шоссе и железную дорогу, идущие к границе. Интервенты углубились на нашу территорию на пять километров. Но эти прорвавшиеся танки уже сожжены, а пехоту сдерживаем, чтобы после подхода подкреплений выбросить ее с нашей земли...

В штабе Лангшонского ополчения, помещавшемся в старинной молельне с толстенными стенами под черепичной крышей, со стропил в такт минометным выстрелам сыпались пыль и труха из засохших насекомых. В окошко с оторванными ставнями виднелась лесистая гора Надон, господствующая под городом Донгданг, или, говоря по-военному, высота 611, где шел бой. А через позицию минометчиков девушки с карабинами за плечами гнали в тыл буйволов.

Ха Дык Хунг, пожилой агроном, секретарь партячейки общины и комиссар ополчения, неторопливо заваривал чай, изредка посматривая на высоту.

— Китайцы, напавшие на нас сегодня, — говорит он, — зверствуют на захваченных территориях, убивают мирных жителей, жгут дома, расстреливают вьетнамских коммунистов. Руководители Китая, организовавшие эту агрессию, — враги не только нашего, но и своего народа...

Окруженные молчаливыми парнями с автоматами и гранатометами, покидаем пагоду вместе с комиссаром. Используя складки местности, осторожно движемся вдоль шоссе на Донгданг. Над нами с шелестом проходят снаряды, которые посылает врагу из Лангшона дальнобойная артиллерия. Глухой грохот разрывов доносится от Донгданга. Хунг протягивает мне бинокль, и я вижу, как по склону высоты 611 рывками перемещаются вверх какие-то кусты. Такой же камуфляж используют и бойцы, обгоняющие нас в ста метрах правее, за насыпью железной дороги Ханой — Пекин. Осипшими голосами что-то кричат командиры.