— Если дело упирается в костюм, то он есть… Все на месте, и тряпка красная, и кадило. Ничего не тронуто.

— И то верно! — вскричал старик. — Дай тебе бог! Но кто наденет на себя все это?

— Сам же говорил — есть люди.

— Правильно, говорил, но сейчас где их найти?

На лице говорившего было написано полное разочарование. Но тут он собрался с мыслями:

— Послушай! Пойдем с нами!

Для Шуши это предложение было совершенно неожиданным.

— Я? Пойду с вами? А что я понимаю в вашем деле?

— А что понимать-то? Разве это работа?! Костюм тебе в самый раз?

И ведь правда — он же его надевал! Шуша не замедлил с ответом:

— Как на меня сшит.

— Вот и отлично! Чего толковать?! Наденешь костюм и пойдешь с нами впереди процессии! Похороним, и ты получишь свое! Может быть, пятачок, а может, и гривенник! Если покойник был богатым, а похороны будут пышными, то и все двадцать пиастров заплатить могут. Пойдем, старина, не сомневайся!.. Бог посылает тебе хороший кусок хлеба. Неужто откажешься?

Шуша заколебался. Ему случается еще одна возможность повоевать со страхом перед смертью. Первый раунд он проиграл. Но впереди второй, третий, четвертый! Впереди есть время, и он еще может победить. Как бы сказал Шеххата — дело привычки, не больше и не меньше!

Во мгновение ока в руках Шуши оказался сверток. Он заторопился вместе со стариком в кофейню "Для благородных". Когда они пришли туда, подготовка к похоронам была в самом разгаре. И кофейня, и лавка похоронных принадлежностей гудели, как растревоженный улей. Увидев Халяфалла Хиляля, паломник Сурур заорал:

— Где этот бездельник Шеххата?

— Опередил нас.

— Куда делся?

— Туда, откуда никогда не возвращаются.

— Это что значит?

— На кладбище отбыл.

— Сам по себе?

— Не с процессией же!

— Говори серьезно, приятель! Когда вернется?

— Никогда!

— Как так?

— А так, как все грешные. Ушел безвозвратно.

— Ты хочешь сказать — уехал?

— Вроде этого.

— Что значит — вроде этого?

— Значит, умер.

— Умер?! Ты правду говоришь?

— Такими вещами не шутят. Шеххата эфенди умер. Так-то вот.

Услышав эту печальную новость, окружающие зашумели: "Умер? Как умер?.. Дай ему бог место светлое!.. О боже! Что делается! Все от аллаха! Ну и дела…"

Когда гомон затих, Сурур в страхе запричитал:

— Что делать-то будем теперь?

— Проживем!.. Привел человека вместо Шеххаты. Наденет его костюм и займет его место.

— Не об этом я.

— А о чем?

— О пятнадцати пиастрах, которые я ему одолжил. Вот потеря!.. Чувствовало мое сердце — не видать мне больше этих денег.

Стоя среди этого гама, Шуша внимательно слушал разговоры. Как только он услышал слова Сурура о том, что его деньги пропали, ему пришлось заговорить:

— Не бойся за свои деньги! За покойником еще ничьих денег не пропадало!

— Что-что? Видно, ты его еще хорошо не знаешь! Да он был готов зажулить чьи угодно деньги, даже пророка!

— Зачем так говоришь? Нехорошо. Вот они, твои деньги.

Шуша вытащил кошелек, извлек оттуда две монеты и протянул их Суруру. Тот удивился:

— Чудо! Те самые! Дай ему бог! Наверное, не успел истратить. Небывалое дело!

Ходячий склад наркотиков сидел, забившись в угол. Даже среди этого гама он оставался в полусонном состоянии. Но вроде словесная трескотня достигла и его ушей. Кажется, и он понял, что случилось. Его веки приоткрылись. Ни к кому не обращаясь, он произнес своим скрипучим голосом:

— Не хочу я своего пятачка. И табаку, и гашишу. Пусть их… Да святится душа покойного!

Воздев руки к небу, он продолжал:

— Простит его господь!.. Правда, был он бабник, шутник и балагур… Но все же он дороже всего того, что у меня занял. Хороший был, незлобивый, не обидчивый… Никому вреда не делал… Бог с ним!..

Шуша присоединился к словам шейха Сейида:

— Твоя правда… Чистое у него было сердце, доброе.

Шейх Сейид ничего не сказал. Он продолжал разговаривать с аллахом:

— Что ты хочешь от своего раба, кроме того, чтобы он не обидел своего брата? Можешь ли ты обижаться на то, что он хочет получить немного удовольствия в жизни? Какая тебе польза от того, что ты запретишь ему это? Прости ему, господь! И нас с ним прости. Все мы твои рабы.

Шейх Сурур вынужден был повысить голос, чтобы прекратить излияния Сейида. Обращаясь к Шуше, он крикнул: