— Шеххата, ты и вправду заболел?

Ответа не последовало. Шуша почувствовал, что тело лежащего неестественно холодное. В страхе он приложил руку к его лбу, к груди и почувствовал, что человек не дышит. Немного нужно было времени, чтобы понять — перед ним лежит бездыханный труп. Смеялся над смертью, а сам умер от безделицы. Шуша был поражен. Ну и неожиданность! Никогда он не думал, что увидит этого шутника мертвым.

Время шло, а Шуша все стоял как вкопанный, не зная, что делать. Постепенно он начал приходить в себя. И вдруг бросился во двор и, захлебываясь от рыданий, крикнул:

— Умм Амина!

— Что тебе, сынок?

— Шеххата эфенди умер.

— Умер? О горе! Как умер? Только что стоял передо мной! На все воля аллаха! Он дал, он и взял!

Старушка заплакала, а ее сын вернулся в свою комнату, взял белую простыню, зашел к Шеххате и накрыл тело. Вдруг ему в нос ударил сильный запах гашиша. Он подумал, потом подошел к трупу и начал его обшаривать. Вытащил деньги и положил себе в карман. Взял окурок и бросил его в уборную, потом проговорил с досадой:

— Бог тебе судья, сам себя угробил, неугомонный.

Печальная новость быстро облетела всех обитателей дома и Кошачьего переулка. Соседи валом повалили. Одни, чтобы помочь, другие — полюбопытствовать, третьи — посочувствовать.

С наступлением темноты Шуша устроил перед воротами дома небольшой шатер, поставил несколько стульев и скамеек во дворе и перед домом. Появились добровольцы читать коран. Сейид с приятелями сидел на краю бассейна. Все они были грустными и молчаливыми. Ребятишки высказывали сочувствие Сейиду, который был чернее тучи. Первый раз он столкнулся со смертью. Он еще никак не мог поверить в то, что Шеххата ушел навсегда и что он его никогда больше не увидит.

Наконец, двор опустел, все разошлись по домам. Убитый горем, Сейид прижался к бабушке. Шуша сидел на постели и грустно смотрел на звезды. Вдруг в тишине ночи ему почудилось, что слышит он печальный голос дудки. По лицу его покатились слезы.

Вытерев глаза, Шуша тряхнул головой и с грустью заговорил сам с собой:

— Всему есть свой конец… Все мы это знаем. Но счастье в том, что мы не знаем, когда наступает этот конец. Если бы знали, то встречали бы его с меньшим мужеством. Жизнь грустна и тяжела, но умирать все равно никто не хочет. Никто не был так точен в оценке живущих, как покойник. Прав он был, когда говорил: "Нет никого на свете лицемернее и глупее, чем люди. Ведь самая большая глупость, которую делает человек, — это не думать о своем конце. Знает человек, что умрет, но не готовится к этому печальному событию". Дай тебе бог место светлое, самый мудрый и самый беспечный человек!

Всю ночь Шуша провел, сидя у окна, борясь с тяжелыми думами и стараясь успокоиться. Но всюду он чувствовал призрак смерти, слышал ее дыхание. Голос смерти чудился ему в мяуканье кошек, в собачьем лае… Смерть… Смерть… Смерть…

Уже занимался рассвет, а Шуша все не менял позы. Глаза его оставались широко открытыми, тяжкие думы все еще теснились в голове. С первым утренним призывом муэдзина, он тяжело встал, опустился на коврик и помолился. Войдя к матери, он нашел ее сидящей около комнаты Сейида. Услышав шаги, Умм Амина подняла удивленно голову:

— Что так рано, сынок?

— Я и вовсе не спал.

— Я тоже… Все ждала — вот встанет, как бывало… Хороший был человек. Упокой его аллах!

— Да простит нас всех аллах! Пойду достану досок, приведу обмывальщиков и принесу саван. Я еще вчера сказал этим мастерам. Пойду их потороплю. Похороним поскорей — и на работу.

— Все еще спят, наверное?

— А я предупредил, что приду рано.

— Дай тебе бог всего хорошего!

Шуша пошел по переулку, освещенному ранними лучами солнца. Не прошло и получаса, как он вернулся с тремя мужчинами. Двое сразу же начали мыть покойника и одевать. Сначала Шуша колебался — зайти ли к покойнику, дотронуться ли до него. Но тут же вспомнил, что говорил его приятель об умерших, о смерти.

Преодолев чувство страха и брезгливости, Шуша пошел помогать мыть и обряжать покойного приятеля. Опытные руки быстро сделали свое дело. Покойника положили в гроб, подняли его на плечи и приготовились выносить. Муаллим Хишт спустился вниз, чтобы отдать последний долг соседу. Он вышел во двор, затряс с расстройства головой и заговорил:

— Вот ведь только вчера был у меня… Выглядел — лучше и не надо… А вот поди ж ты — сегодня уже его хороним… Чтоб его, этот собачий мир!

Все было готово к похоронам. Шуша огляделся вокруг и нашел одного Хишта, который вот-вот заплачет от досады и горя. Тут Шуша проговорил про себя:

— Разве это похороны? Без всяких почестей, которые он сам многократно отдавал другим покойникам? Ни плакальщиц, ни даже по-настоящему похоронной процессии? Разве можно так?

Когда носильщики с носилками уже тронулись в путь, Шуше пришла в голову идея. Он крикнул: "Остановитесь!", а сам побежал домой, схватил сверток Шеххаты с его рабочей одеждой. Вынул дрожащими руками пиджак, надел брюки, заправив туда свою галлябею, водрузил на голову феску, повязал красную полосатую тряпку, взял в руки кадило и быстро вышел на улицу.