С другой стороны, если мы не в состоянии подтвердить, что собаки умеют определять время по костям, это не означает, что они не различают настоящее, прошедшее и будущее. Столкнувшись с собакой, которая однажды — хотя бы однажды! — повела себя агрессивно, пес сначала насторожится и только постепенно, со временем, осмелеет. Собаки, несомненно, представляют себе свое ближайшее будущее: они радуются в начале прогулки, если мы направляемся в магазин, и тревожатся, сидя в машине, которая везет их к ветеринару.

Некоторые ученые считают, что у собак нет прошлого — они счастливы, потому что ничего не помнят. Но, несомненно, собаки счастливы, невзирая на наличие у них памяти. Мы не знаем, присуще ли им осознание «я» — осознание себя, того, что они — собаки. Но, возможно, они пишут автобиографию прямо у вас на глазах.

Когда Пумперникель была молода, в доме нередко повторялась сцена: стоило мне отвернуться или выйти в другую комнату, через долю секунды Пумперникель совала нос в помойное ведро, ища вкусные кусочки. Если я застигала ее на месте преступления, она немедленно отворачивалась от ведра, опускала уши, энергично виляла поджатым хвостом и ускользала. Попалась.

Когда исследователи спрашивают у владельцев собак, что, по их мнению, животным известно о нашем мире, хозяева, как правило, отвечают, что собаки различают хорошее и дурное — то есть, что у них есть представление о вещах, которые ни за что и никогда нельзя делать. Например, нельзя рыться в мусоре, жевать обувь, таскать с кухонного стола пищу. В наш просвещенный век наказание, конечно, им грозит не слишком суровое: мы одергиваем пса, хмуримся, топаем ногой. Так было не всегда. В Средние века и ранее собак и других животных жестоко наказывали за проступки, начиная с членовредительства (отрубания ушей, лапы, хвоста — в зависимости от того, сколько человек покусал пес) и заканчивая смертной казнью за убийство, после официального расследования и суда. [51] А в Древнем Риме в каждую годовщину нашествия галлов горожане устраивали ритуальное распятие собаки — за то, что ее предки не сумели предупредить римлян о приближении врага (удивительно, но гуси — смогли).

Виноватый взгляд пса, застигнутого на месте преступления, хорошо знаком всякому, кто хоть раз заставал своего питомца за обследованием помойного ведра или обнаруживал распотрошенную кушетку. Уши оттопырены назад и прижаты к голове, хвост опущен и быстро виляет, собака пытается выскользнуть из комнаты и как будто вполне осознает, что ее поймали с поличным.

Вопрос не в том, действительно ли собака принимает виноватый вид в сходных условиях; да, это так. Следует задаться вопросом, в каких именно ситуациях она это делает. Это и в самом деле может быть чувство вины, но также возбуждение, вызванное содержимым мусорного ведра, реакция на то, что животное «застукали», или предвкушение неприятного шума, который обычно издает хозяин, когда обнаруживает перевернутое ведро.

Отличают ли собаки хорошее от дурного? Понимают ли, что какой-либо определенный поступок — очень, очень плох? Несколько лет назад доберман, приставленный охранять дорогую коллекцию плюшевых мишек (в том числе любимого медвежонка Элвиса Пресли), был застигнут поутру в окружении сотен растерзанных, обезглавленных игрушек. Его взгляд, запечатленный на фотографиях, отнюдь не был взглядом собаки, которая думает, что сделала нечто дурное.

Это как будто противоречит убеждению, что механизм усвоения вины у собаки действует точно так же, как у нас. В конце концов, понятия «хорошо» и «плохо» мы, люди, усвоили потому, что воспитаны в определенной культурной среде. Любой, за исключением младенцев и сумасшедших, понимает, что такое хорошо и что такое плохо. Мы выросли в мире запретов и разрешений, усвоив некоторые правила поведения напрямую, а некоторые — опосредованно.

Но откуда нам известно, что другие тоже отличают хорошее от дурного, если они нам об этом не говорят? Двухлетний ребенок забирается на стол, тянется к дорогой вазе, роняет ее и разбивает вдребезги. Знает ли он, что нельзя портить чужие вещи? Учитывая вероятную реакцию взрослых на разбитую вазу, ребенок теперь, скорее всего, усвоит это. Но двухлетний ребенок еще не понимает, что такое хорошо и что такое плохо, и разбивает вазу неумышленно. Он просто учится владеть телом. Мы узнаем о его намерениях, наблюдая за тем, что он делал до того, как ваза упала, и после. Ребенок направился прямиком к вазе и сбросил ее со стола? Или он просто хотел ее взять и не рассчитал силы? Удивился ли малыш, когда ваза упала, или, напротив, выглядел довольным?

По сути, тот же метод можно применить к собаке, если позволить ей разбить дорогую вазу и проследить за ее реакцией. Я провела эксперимент, чтобы определить, действительно ли так называемый виноватый взгляд вызван сознанием вины. Хотя это и эксперимент, животное находится в привычных условиях и ведет себя естественно.

Собака сталкивается с недвусмысленно выраженным запретом: например, хозяин указывает на какой-либо объект и громко командует «нельзя». [52] В ходе опыта вместо дорогих ваз я использую любимое собачье лакомство — печенье или сыр. Чтобы проверить предположение, будто собаки знают, что делать что-либо запрещенное хозяином, — плохо, я решила предоставить собаке возможность нарушить запрет. Хозяина просили привлечь внимание собаки к лакомству, а затем недвусмысленно запретить его брать. Лакомство кладут в доступное место, после чего хозяин выходит из комнаты.

В помещении остаются собака, еда и видеокамера. У собаки появляется шанс поступить «плохо». То, как поведет себя собака, — только начало эксперимента. В большинстве случаев она, как только у нее появится возможность, возьмет лакомство. Мы ждем, пока собака это сделает. После этого хозяин возвращается. Вот он, ключевой момент: как поведет себя животное?

Во всяком психологическом или биологическом эксперименте есть одна или несколько переменных; остальные параметры остаются неизменными. Переменной может быть, например, введение лекарственного препарата, воздействие звука, демонстрация слов. Смысл в том, что если переменная значима, то поведение подопытного изменится. В моем эксперименте переменных было две: возьмет ли собака лакомство (это интересует большинство хозяев) и поймет ли хозяин, что собака ослушалась (в этом, полагаю, заинтересовано большинство собак). Проведя тест несколько раз, я модифицирую переменные. Сначала первую: лакомство либо отдают собаке после ухода хозяина, либо поощряют ее ослушаться запрета. Также меняется то, что мы сообщаем хозяину о поведении собаки: в одном случае пес съедает печенье, и мы информируем об этом владельца, когда он возвращается в комнату; в другом случае собаку тайком угощает экспериментатор, а хозяин ошибочно полагает, что собака не нарушила запрет.