— Как насчет обеда? Мы можем доесть то, что осталось от плова из цыпленка.

— Спасибо, но я буду обедать с мамой. Я чувствую себя обязанной рассказать ей, что случилось. Она, должно быть, в полном недоумении по поводу этого. — Я содрогнулась при мысли о том, как ее друзья по клубу, эти игроки в канасту, будут третировать ее, когда узнают, что ее дочь была горничной.

— Хочешь, я могу пойти с тобой?

— Это очень великодушное предложение, но, нет. Лучше я поговорю с ней сама. Она… ну, скажем, с ней довольно тяжело иметь дело. — А я имела с ней дело вот уже тридцать девять лет.

— С тобой все будет в порядке? Я хочу сказать, я могу оставить тебя одну?

— Почему ты так хорошо ко мне относишься? — спросила я Кулли. — Когда мы с тобой встретились впервые, я вела себя как последняя стерва.

— Ты просто делала мне «ча-ча-ча», — усмехнулся он.

Кулли поставил кружку с кофе на кухонный стол и обнял меня. Он наклонился и медленно, крепко, долго поцеловал меня в губы. Когда через несколько секунд мы оторвались друг от друга, я глубоко вдохнула его утренний мускусный аромат.

— Я позвоню тебе позже, — прошептал он и поцеловал меня в кончик носа.

— Пожалуйста, сделай это, — прошептала я в ответ.

В два часа я вывела машину из гаража и вырулила на подъездную дорожку. Интересно, а эти стервятники все еще кружатся? Они кружились, оснащенные видеокамерами, диктофонами и прочими причиндалами. Они бросились ко мне. Желая показать, что меня совершенно не беспокоит то, что они нарушают границы моей собственности, я показала им из машины средний палец. После этого я нажала на акселератор и с визгом пронеслась мимо них. Во все времена, есть ли экономический спад или нет, «порше» — одна из самых лучших машин.

По дороге в редакцию, на встречу с Бетани, я посмотрела в зеркало заднего вида и обнаружила, что за мной следят. Водитель машины, которая следовала за мной, подозрительно походил на детектива Корзини из полицейского управления. Либо он кружил вокруг в поисках знаменитостей, либо просто следил, чтобы я не покинула город.

Я вошла в здание «Лэйтон Коммьюнити Таймс» и проследовала в кабинет Бетани. Ее не было на месте. Я сняла пальто и перчатки, села на ее диван и уставилась на висящее перед моим лицом полотно, писанное маслом. На картине были — угадайте, кто? — папаша Элистер и его единственная возлюбленная дочь. Самыми яркими и жизнерадостными красками было изображено, как они плывут на яхте Элистера — «Аристократ». Они были такими подхалимски молодыми и самоуверенными, что меня чуть не стошнило. На нем была рубашка цвета морской волны, белые слаксы, кеды и белая капитанская фуражка. На ней — свитер под горло в белую и красную полоску, короткие белые шорты, кроссовки и красная бейсболка. Загорелые, они стояли на носу «Аристократа», обняв друг друга за талию, а свободными руками держась за корабельный штурвал. Они улыбались. Зубы у них были как у Лены Хорн [50] . Они выглядели как новобрачные в свадебном путешествии. Им было наплевать на все, кроме их приятного времяпрепровождения. Ужасно, подумала я. Просто ужасно.

— Что ты здесь делаешь? — услышала я громкий крик.

Это была Бетани, лучший друг Элистера. Она жевала пончик с желе, и сахарная пудра сыпалась вокруг нее на пол.

— Я хотела поговорить с тобой по поводу того сообщения, которое ты оставила вчера на моем автоответчике, — сказала я.

— А о чем тут говорить? Ты предала моего отца, — сказала Бетани, сверкая своими голубыми глазами.

— Но, Бетани, я не делала этого. Честно. Ты же знаешь, что мой муж ушел от меня. И мне пришлось искать дополнительный заработок. Фондовая биржа пала, в стране — экономический упадок. Когда я увидела объявление Мелани Молоуни в…

— Не смей упоминать имя этой женщины в этом кабинете, — фыркнула Бетани. — Она пыталась уничтожить моего отца. Теперь она мертва, и мне это нравится.

— Но я же не пыталась уничтожить твоего отца. Я пыталась спастись от банкротства. Разве ты можешь винить меня за это?

— Была и другая работа. Тебе не обязательно было работать на эту женщину. Что ты рассказала ей о моем отце? Какие-нибудь смачные слухи? Ты рассказывала, Элисон? Рассказывала?

— Бетани, постарайся успокоиться. — Она была на грани взрыва. Это все из-за сахара. — Почему бы нам не пойти в кафетерий и не выпить по чашечке кофе? Или, еще лучше, травяного чая.

— С тобой я не пойду ни в кафетерий, ни куда-либо еще, пока ты не скажешь мне, что ты рассказывала Мелани Молоуни о папочке.

— Бетани, мы с Мелани никогда не говорили о твоем отце. Это действительно так. Мне даже не позволяли взглянуть на книгу.

— Я тебе не верю. Как же ты могла убирать в доме и не заметить рукописи?

— Поверь мне. Мытье окон и дверей занимало все мое время.

— Послушай, Элисон, давай заключим с тобой сделку. Я сделаю все, чтобы заполучить эту рукопись или, по крайней мере, выяснить, где она находится. Ты работала в этом доме и знаешь, где Мелани держала свои вещи. Ты знаешь этого Тодда Беннета, который работал вместе — с ней. Помоги мне защитить папу. Ему семьдесят пять лет, и он не заслуживает того, чтобы люди копались в его жизни. Как только книга увидит свет, я уже ничего не смогу сделать. Но если ты поможешь мне теперь, если ты поможешь мне достать рукопись, я позволю тебе вернуться в газету. И буду платить тебе за статьи в два раза больше.

И что же мне теперь делать? Если я отдам Бетани рукопись, я получу назад свою работу. Но если я оставлю рукопись у себя, то смогу выяснить, кто убил Мелани, и полицейские оставят меня в покое. Как же я так вляпалась, думала я. Как же я так вляпалась в это чужое дерьмо?

— Я не смогу помочь тебе, Бетани, — сказала я, забирая с дивана пальто и перчатки.

— Тогда нам больше не о чем разговаривать, — сказала она, повернулась на каблуках и пулей вылетела из кабинета. Наверное, она побежала в кафетерий докупить еще пончиков.