Однако Лоренцо сидел с каменным выражением лица и не собирался вступать в разговор. Хлои терялась в догадках, не зная, то ли ему не хотелось общаться с ней, то ли он чувствовал себя смущенным и не знал, что сказать.

— Ей нравятся кубики — те, что у нее за спиной, — заметила Хлои, пытаясь разрядить обстановку, чувствуя себя неуютно из-за гнетущего молчания Лоренцо.

Он ничего не ответил, но наклонился, чтобы достать кубики. Эмма следила за каждым его движением ясными глазками. Когда он протянул руку ей за спину, она слишком резко повернулась и неожиданно потеряла равновесие. Малышка упала на бок и ударилась головкой о стопку пластиковых кубиков. Отчаянный плач наполнил всю комнату.

— Ну-ну! — сказал Лоренцо, поднимая девочку и пытаясь снова посадить ее, но она громко плакала и выгибала спинку. Было ясно, что стоило ему отпустить руки, как она снова упадет.

Хлои горела нетерпением взять девочку на руки, избавив и ее, и Лоренцо от страданий, но в то же самое время она не хотела вмешиваться. Что бы она ни делала, она всегда только усложняла все для Лоренцо.

Похоже, он, наконец, сделал над собой усилие. Хлои услышала нотки озабоченности в его голосе, когда он взял Эмму на руки. Хлои была невероятно рада, что он, кажется, нашел контакт с малышкой, пусть даже это было просто элементарное опасение за ее состояние.

— На, возьми ее, — вдруг произнес Лоренцо, передавая кричащую малышку на руки Хлои.

— Не беспокойся, — ответила Хлои, качая девочку, пытаясь успокоить ее. Она не могла побороть чувство разочарования из-за того, что он сдался так легко. Но, по крайней мере, все-таки попытался побороть себя, подумала она. А это уже немало.

— Не беспокоиться? — отрывисто спросил Лоренцо. — О чем?

— Что тебе не так легко это дается, — ответила Хлои. — Ты не сразу понимаешь, что надо делать, но уже начинаешь находить с Эммой контакт, начинаешь чувствовать себя ее отцом.

— Нет. Это совсем не так.

От такого дерзкого заявления Лоренцо мороз побежал по коже Хлои, и она почувствовала, что ей совершенно необходимо поговорить об этом. Конечно же он начал чувствовать себя отцом Эммы… он должен был.

— Уверена, что чувствуешь, — мягко произнесла она. — Возможно, пока только немного. Но контакт между вами со временем укрепится.

— Я хочу, чтобы она была здорова и счастлива. Я взял на себя ответственность и собираюсь до конца сдержать свое слово, — холодно сказал Лоренцо, — но предпринятые мною шаги в этом направлении вызваны беспокойством за ее благополучие, а отнюдь не эмоциями. Не теми чувствами, которых у меня нет.

Хлои ошеломленно смотрела на Лоренцо, потрясенная чудовищностью услышанного заявления. Но она не могла не заметить бурю противоречивых эмоций, которую он тщетно пытался скрыть за внешним спокойствием.

— Это вполне понятно, — осторожно заметила она. — Эмма ведь не твоя кровь и плоть и ворвалась в твою жизнь внезапно и неожиданно. По мере того как она будет взрослеть, все изменится.

Хлои замолчала, надеясь прочесть в глазах мужа какое-то понимание. Она хотела дать Лоренцо время, чтобы он мог хоть как-то оправдаться — хоть как-то! Но он продолжал угрюмо молчать. И Хлои поняла: она должна заполнить эту пустоту, прервать липкое молчание, которое, словно болото, утягивало их обоих на дно непонимания. Хлои не имела права оставить все как есть, иначе ни она, ни Эмма, ни их с Лоренцо будущие дети никогда не узнают настоящей семьи. Они вырастут в атмосфере одиночества и холода, в буре ссор родителей и громовых скандалов.

— Все станет совершенно по-другому, когда у тебя появятся собственные дети, — наконец сказала Хлои. — У тебя будет девять месяцев на то, чтобы привыкнуть к мысли о ребенке. И ты полюбишь его с первого взгляда.

— Нет, — раздраженно покачал головой Лоренцо. — Нет никаких оснований считать, что я полюблю собственных детей. Я буду делать все, что в моих силах, чтобы они чувствовали себя любимыми, — это единственное, что я могу гарантировать. А это самое главное.

— Как ты можешь говорить такое? — ахнула Хлои. — Ты, безусловно, будешь любить собственных детей. Это природный инстинкт.

— Который есть далеко не у каждого, — возразил Лоренцо. — Мы оба знаем это по собственному опыту. Мои родители не любили меня. Моя мать предала меня, когда мне было всего пять лет, отдав моему отцу. Так было предусмотрено условиями их бракоразводного соглашения!

— Но… но ведь это значит… по крайней мере, что твой отец любил тебя, — заикаясь, проговорила Хлои, потрясенная таким всплеском откровений со стороны Лоренцо. — Тебе известно, что он сам захотел взять тебя.

— Я был для него не более чем вещью, — горько произнес Лоренцо.

— Нет, — решительно покачала головой Хлои.

— Только не рассказывай мне о том, каким было мое детство, — нахмурился Лоренцо. — И прежде чем начать рассуждать о природных родительских инстинктах, лучше бы вспомнила о том, как твой собственный отец демонстративно ушел в тот день, когда тебе исполнилось семь лет. А твоя мать? Возможно, она ждала, пока ты вырастешь, но можешь ли ты вспомнить, когда разговаривала с ней в последний раз?

— Почему ты так себя ведешь?! — закричала Хлои. — Почему говоришь такие ужасные вещи?