— Два парня в сером автомобиле.

Бедный ребенок: матери всегда полагается быть ласковой, воплощать нежность всего человечества, а не такой, как я, дрожащей и пронзительно кричащей.

И тут, как странствующий актер, на сцене появился Алекс. Если забыть о волосах до плеч, трехдневной щетине, рваных, облезлых джинсах, грязных потрескавшихся ботинках, то своими черными полузакрытыми глазами и глубокими морщинами вокруг рта Алекс был так похож на Ричи, что я на секунду отвернулась. Когда я взглянула на него вновь, я увидела своего ребенка с растрепанными волосами рок-звезды, прикрывавшими его торчавшие уши. Он осторожно положил свою гитару на столик в библиотеке, затем бросил рюкзак и кожаный пиджак на пол. Я обняла его.

— Все, как страшный сон, Алекс.

— Я знаю, ма.

Мне показалось, что он хочет обнять меня крепче, но в комнате находился его старший брат, и он только шлепнул меня, как маленького ребенка.

Алекс и Бен похлопали друг друга по спинам и быстро поцеловались.

Привет, Алекс.

Здорово, Бен.

Ты можешь себе это представить?

Нет, — ответил Алекс. — Не могу.

— В последний раз, когда я говорил с ним, — сказал Бен, — разговор был очень короткий — я просто попросил у него денег. На новый телевизор. Хотя мне было не особенно нужно. У кого, черт возьми, сейчас еcть время смотреть телевизор?

Рот Алекса с правой стороны скривился полуулыбкой, точно, как у Ричи.

— Когда я разговаривал с ним в последний раз — я пожелал ему смерти.

Бен обнял Алекса и прижал его к себе. Я не могла поверить, насколько разные у меня сыновья. Большой и маленький. Светлый и темный. Мускулистый и хрупкий. Открытый и замкнутый. Они могли бы принадлежать разным народам.

Пока Алекс расслаблялся в объятиях Бена, я бросила «Подозрительной» взгляд, намекавший, что это сугубо личная семейная ситуация. Она захлопала ресницами. Тогда я сказала:

— Если не возражаете, мне бы хотелось побыть со своими сыновьями наедине.

Кажется, она поняла. Пробормотав, что ей надо позвонить пациенту с сыпью на руках, она вышла.

Я взяла детей за руки. Рука Бена, большая и сильная, кожа шершавая от частого мытья в больнице. Рука Алекса меньше, изящная. Мозолистые от игры на гитаре пальцы, как у всех музыкантов тяжелого рока. Я быстро осмотрела его. На нем была поношенная майка, на груди из двух дыр торчали волосы.

Алекс, — сказала я.

Да-а.

Несмотря ни на что, я бы просила тебя надеть на похороны галстук и пиджак.

Несмотря ни на что? А что еще может произойти?

У мамы есть небольшая проблема.

У мамы — большая проблема, — перебила я. Я рассказала о моем свидании с Гевински в полицейском участке. Алекс опустил голову, изучая свои ботинки. Бен, обхватив голову руками, сел на кушетку. Когда я увидела, что плечи его дрожат, я поняла, что он рыдает. Я села рядом; обняла его и погладила его мягкие волосы.

Успокойся, Бенджи.

О, мама! Что ты собираешься делать? — спросил он.

Я посмотрела на Алекса. Он подошел и сел с другой стороны.

— Я не знаю, что делать.

Мы молча сидели несколько минут.

Не могу поверить в то, что произошло, — сказала я им. — Я должна поговорить с адвокатом. Стефани обещала помочь.

Как они могут арестовать тебя? — настаивал Алекс. — Это глупейшая, черт возьми, ситуация, о которой я когда-либо слышал.

Глаза его блестели. Вероятно, он сдерживал слезы. А может, был зол на что-то. Понять его было трудно. В нем было не только физическое сходство с Ричи — Алекс многим походил на отца. Алекс был душевно тоньше, и если он не чувствовал к вам доверия, вы никогда не смогли бы подобрать к нему ключик. Ричи был единственным, кто хорошо понимал его; называя хитрым маленьким чудовищем. И отец, и сын были прирожденными спортсменами, соблазнителями, людьми, не слишком мучимыми угрызениями совести. Ричи никогда не понимал, как сильно Алекс любил его. И на этом, как считала я, сходство заканчивалось. Самым сильным чувством Ричи была страстность. Алекс же обладал нежным любящим сердцем.

Конечно, Бен тоже любил отца. И пока его спортивные успехи и учеба не доставляли Ричи хлопот, он был достаточно милым мальчиком, чтобы привлечь внимание отца.

— Алекс, относительно того последнего разговора с папой… — спросила я. — Когда это было?

— Когда он обозлился на мою выходку с карточкой Американ Экспресс. Месяца два назад.

Он не писал тебе?

Только раз. И должен заметить, там говорилось, что, если я не покончу со всем этим дерьмом…

Ты не должен говорить так.

Ма, ты же знаешь это слово.

Конечно, знаю. Но ты не должен употреблять его при мне.

Хорошо, мама. В письме говорилось, что, если я не исправлюсь, он не только перестанет поддерживать меня материально, но лишит меня наследства. — Помолчав, он поинтересовался — Он сделал это?

Нет. Теперь послушайте, вы оба. Я не хочу расстраивать вас еще больше, но вы должны знать все.

Мальчики кивнули.

— Надеюсь, мне не надо убеждать вас в том, что я не убивала вашего отца?